Основы литературоведения. Анализ романного текста: учебное пособие
Шрифт:
Из всего этого складываются и соответствующий тип психологизма, который писатель называл «тайным». Тайным его можно считать по двум причинам. Во-первых, потому, что он обнаруживается не только в прямом монологе или настроении, а косвенно – в действии, поступке, движении, позе, реплике, жесте и т. п. Монологи Лаврецкого после возвращения в родные места («Вот когда я на дне реки… И всегда, во всякое время тиха и неспешна здесь жизнь, кто входит в ее круг – покоряйся: здесь незачем волноваться, нечего мутить; здесь только тому и удача, кто прокладывает свою тропинку не торопясь, как пахарь борозду плугом. И какая сила, какое здоровье в этой бездейственной тиши!») – это проявление прямого психологизма. Но психологизм может проявиться и в диалогах, например, в диалоге между Лаврецким и Леммом ночью, после свидания Лаврецкого с Лизой. Любой разговор может сопровождаться психологически значимыми деталями: «воскликнул вдруг», «неверным голосом», «проговорил чуть слышно»,
М.М. Бахтин считал тургеневский роман, наряду с толстовским, одним из характерных романов монологического типа. Если монологизм, в первую очередь, – завершенность развития характеров, то в романах Тургенева это качество выражено наиболее полно: его сюжеты кончаются смертью героев (Рудин, Инсаров, Базаров), что делает бессмысленным рассуждения об их дальнейшей судьбе. «Завершенность» проявляется и в других формах, прежде всего в наличии большей или меньшей стабильности и устойчивости позиции героев.
У Тургенева герой может явиться на страницах романа уже сложившимся, т. е. завершенным, от чего значимость его убеждений не ослабляется. Такими предстают и Базаров, и Инсаров, и в значительной степени Лаврецкий. В этих случаях характеры героев не развиваются, а раскрываются, но это не лишает их ни глубины, ни значительности. Отсутствие явно подчеркнутой эволюции в ходе сюжета не исключает, конечно, становления сознания героев, усвоения ими каких-то новых знаний или представлений. Завершенность означает, таким образом, обретение героем в ходе действия или до его начала более или менее определенной точки зрения, которая выражается в наличии относительно целостной идеологической позиции или системы нравственных убеждений. Показателем монологизма является и то, что автор не скрывает своего отношения к изображаемому миру, часто солидаризируется с героем, поддерживает его и вместе с тем не стремится встать с ним рядом, оставляя за собой последнее слово. Словом, для произведения монологического типа важно не только указанное соотношение голосов автора и героев, но и определенная степень значимости голоса героя, который сам по себе претендует на автономность и получает поддержку автора, а затем и читателей.
Следующий вопрос: из чего складывается или откуда рождается ощущение авторитетности «слова» героя, то есть значимость его позиции? Критерием весомости, или ценностности позиции, могут быть степень приобщения ее к общезначимым, сверхличным идеям и потребностям, уровень наполнения ее субстанциональным содержанием. Понятие субстанциональности предложил Гегель, оно встречается у Белинского, Добролюбова, Чернышевского. Используя это понятие, современный исследователь Л.И. Матюшенко разъясняет, что оно подразумевает сверхличные ценности, в качестве которых, по ее мнению, выступают «и родина…и судьбы цивилизации, и наука, и искусство. Это общее иногда живет в сознании героев и в форме религиозного идеала. Это, наконец, историческая смена поколений». [47]
47
Матюшенко А.И. О соотношении жанров повести и романа в творчестве И.С. Тургенева // Проблемы теории и истории литературы. М., 1971. С. 320.
Напоминая некоторые примеры, можно сказать, что субстанциональное начало в мировоззрении Инсарова очевидно: оно определяется его пониманием необходимости борьбы за национальное освобождение своей страны. Гиперболизация целеустремленности героя, сосредоточенности на одной идее, готовности полубольным ехать на родину, отсутствие широкого круга других интересов – все это естественно и закономерно для болгарина тех лет, когда готовилась и отчасти уже шла борьба за освобождение Болгарии от многовекового турецкого ига. Таким образом, внутренний мир героя как бы не богат, но он заполнен идеей и заботами о ее осуществлении – все это придает высокий нравственный ореол его поступкам.
Федор Лаврецкий, расстающийся с идеей личного счастья и готовый посвятить себя служению России, имеет в виду отдать свои силы общему благу, как он его понимает. И писатель заставляет нас поверить в нравственные возможности и стремления героя, в высокую степень его ответственности.
Наиболее сложна картина внутреннего мира Базарова. Воспроизводить все противоречия в сознании и поведении Базарова, о которых обычно пишут, вряд ли целесообразно. Но нельзя не отметить, что самое значительное в облике Базарова – это его преданность науке, умение и потребность заниматься делом в любых условиях, готовность помочь людям, когда они нуждаются в его помощи. Разделяемая героем «идея человеческого ничтожества» и вытекающая отсюда мысль о краткости, мгновенности, мимолетности человеческого бытия, подверженности его «власти всемогущей стихии», о чем убедительно писал А.И. Батюто, позволяет извлечь из нее нравственный смысл. Эта мысль подводит Базарова, как и других героев Тургенева, к идее долга,
В 70-е годы XIX века в творчестве Тургенева несколько меняется трактовка личности, появляется стремление показать иную, более сложную ее структуру. В героях романа «Дым» (Ирина и Литвинов), повести «Вешние воды» (Санин) мы наблюдаем метания, почти необъяснимые поступки, вроде бы не контролируемые нравственными ориентирами. Этим подчеркивается хаотичность, спонтанность, неуправляемость психики героев. Но писатель не оставляет героев в таком состоянии, он «выпрямляет» их поведение, заставляет вернуться к самим себе, к своим исконным понятиям о жизни, что нагляднее всего проявляется в развязках, и это также характерно для монологизма. Все сказанное убеждает лишний раз в том, что присутствие монологизма не умаляет достоинств романного жанра, а свидетельствует о его исконных качествах, порождаемых типом содержания, т. е. романной ситуацией, в самых разных вариациях. Вместе с тем указанные, как и многие другие особенности романов Тургенева позволяют видеть в нем большого художника-романиста, интересного не только русским, но и зарубежным читателям, чему есть множество свидетельств.
§ 4. Романы Ф.М. Достоевского
«Экстенсивный» принцип в развитии русского романа иллюстрирует и творчество Ф.М. Достоевского, который обогатил русскую литературу многими романами. Однако шедеврами, на основании которых целесообразно судить о типе романа в творчестве данного писателя и его месте в мировой литературе, считаются пять из них – «Преступление и наказание», «Идиот», «Подросток», «Бесы», «Братья Карамазовы». Не случайно это «собрание» нередко называют «пятикнижием», применяя этот термин для оценки его составляющих как в высшей степени достойных сочинений, сопоставимых по ценностной значимости с библейскими текстами. Особенно значительными признаются первый и последний романы, хотя это мнение, конечно, не абсолютно, но заслуживает внимания, ибо именно эти романы весьма репрезентативны.
Глубокий исследователь творчества Достоевского В.Н. Захаров отмечает: «С появлением «Преступления и наказания» появился роман нового типа – роман Достоевского» [48] . «О «Преступлении и наказании» можно с полным правом сказать, что этот роман не только факт внутреннего, имманентного развития писателя, но и порождение определенной эпохи», – писал В.И. Этов [49] . Подобных высказываний достаточно много. Еще больше подобных суждений относится к последнему роману писателя. По мнению В.И. Кулешова [50] , «Братья Карамазовы» – это «последний и самый великий роман Достоевского, вобравший в себя почти все типы героев, все коллизии и все приемы их изображения». Сходные суждения встречаются и у других авторов, например, у В.Я. Кирпотина: «“Братья Карамазовы”– мирообъемлющий историко-философский и социально-нравственный роман.
48
Захаров В.Н. Фантастическое как категория поэтики романов Ф.М. Достоевского // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1978.
49
Этов В.И. О художественном своеобразии социально-философского романа «Преступление и наказание» // Достоевский – художник и мыслитель. М., 1972.
50
Кулешов В.И. Ф.М. Достоевский // В.И. Кулешов. История русской литературы. 70—90-е годы. М., 1983. С. 134.
Достоевскии подводит в нем итоги своему прошлому творчеству. Ему понадобилось больше шири, чтобы вместить в одно сцепление уже раньше затронутые образы, и уже раньше освещавшиеся идеи, и уже раньше применявшиеся кульминационные точки». [51]
Какое место занимают они в романной традиции русской литературы XIX века? Чем интересны они с точки зрения осуществления в них романной структуры?
Говоря о Достоевском, исследователи, как правило, склонны акцентировать новаторские моменты творчества писателя. Романное творчество Достоевского действительно поражает своей новизной и необычностью в сопоставлении с творчеством его современников и преемников. Эта новизна обнаруживается прежде всего в выборе ситуации, которая качественно отличается от таковой в романах Пушкина, Лермонтова, Тургенева и Толстого.
51
Кирпотин В.Я. «Братья Карамазовы» как философский роман // ВЛ. 1983. № 12. С. 114—115.