Основы женского шарма
Шрифт:
– Хорошо-хорошо, – защебетала мама.
Уж она-то знает, что такое эти мои стихийные уборки. Стихийные не потому, что случаются в непредсказуемый момент, а потому что похожи на цунами. Тайфун «Ольга Петрова» начался двенадцатого марта, во вторник, в девять часов утра. Я хотела бы запечатлеть это число в своей памяти навсегда. Но в то утро я, ни о чем не подозревая, сплавила мамашу с детьми в места лишения свободы (школа, сад, Марина Степановна, с которой мамочка на брудершафт будет набираться здоровья и сил, попивая спиртовые эликсиры радости). Обычно я убираюсь медленно и неторопливо, раскладывая вещи на места, разбираясь и никуда не торопясь. А куда торопиться, если можно потом закончить, перенести часть дел на завтра? Но не теперь. На завтра у
Щеткой на длинной ручке принялась выметать изо всех углов и из-под кроватей все, что там было. В квартире гремело «Love-радио», слезные баллады сменялись ритмичными опусами о том, как именно, в какой позе, с кем или с чем… А диджеи призывали любить всех без разбора, любить просто во имя любви, чтобы настал мир во всем мире.
«Господи, неужели же это все – никому не нужно?» – поразилась я. Куча выметенного заняла весь коридор. «Нет, неправильно, – задумалась я. – Надо все-таки отделить вещи от грязи. – А можно свалить все тряпки, имеющие право называться чистыми (ну хоть условно, у нас же есть преступники, осужденные условно), на кровать. Грязное – в ванну, замочить все вместе, заодно от порошка и ванна подчистится. Можно ливануть хлорки, все побелеет». – «Ага, – ответила я сама себе. – Все побелеет, включая все Шуркины блузки и… ой, откуда тут мои трусы? А лифчик? Нет, хлорку не надо».
Я заскакала по квартире. Уборка, как приступ эпилептического припадка, начинала управлять мной, вместо того чтобы я управляла ею. Почему-то я решила не ограничиваться подметанием и протиранием пыли.
«Надо разобрать вещи в шкафах, – зачем-то решила я и вытряхнула на кровать скомканные и сваленные в кучи вещи из шкафов. – Да неужели это я такая свинья?» Разделительная полоса между бельем, колготками, свитерами и брюками стерлась, как будто ее и не было. Грязные вещи перемешались с чистыми.
«Вот почему я ношу только два костюма! – осознала вдруг я. – Я просто боюсь лезть на полку с вещами и стираю прямо с себя! Позор, это же ведь я, воспитанная так, чтобы одни колготки не носить два дня подряд! Это все из-за отсутствия стиральной машины». Я извлекла из-под упавшей с плечиков дубленки колготки, которые когда-то бросила в шкаф, не вынимая из них трусов.
«Фу, как ты могла?» – заговорила со мной совесть. «Я устаю, – обиделась я на нее. – Я пашу, как лошадь». – «Это твои проблемы. Иди и стирай теперь все». – «Хорошо… И пусть все окрасится, и я все выкину!»
Я побросала в ванну еще порцию вещей, не тянувших даже на звание очень условно чистых. Это все были отъявленные рецидивисты.
«Да что же это за дом?» – поразилась я, когда поняла, что вместе с тряпками, игрушками, фантиками от жвачки и шкурками от мандаринов (зимние солнышки, которых я накупала достаточно, чтобы бесполезные в бытовом применении существа – мои дочери – усеяли ими все занимаемое нами пространство в пятьдесят квадратных метров), конфет, сырков… По-моему, они за весь период зимовки не выкинули ни одного клочка чего-либо, всю эту честь оставили мне. Но ничего, чем хуже, тем лучше. Злее буду.
Неожиданно обнаружилось, что вместе с этим хламом я вымела часть субстанции, именуемой «паркетная доска», и к этому я готова не была. Пол в детской сиял черными дырами. Справедливости ради надо сказать: все же под лакированными дощечками была основа – широкая шершавая доска. Но в паре мест зазияли и ямы до самой стяжки, прямо
– Что ж за умелец выкладывал этот паркет! Паркет самораспаковывающийся! Самоисчезающее половое покрытие! А как, спрашиваю я вас, я буду пылесосить? А мыть? К концу моего аврала мы можем остаться и вовсе без пола.
Я разгорячилась. Трудности меня последнее время не пугали, а воодушевляли. Я прикрыла кучу условно чистого шмотья на кровати парадной скатеркой, белой и в цветочек, и принялась утыкивать паркетины обратно. Мне стало жарко, и я разоблачилась до трусов и походно-полевого лифчика. Все мое белье можно разделить на две неравномерные части. Первая часть – парадные комплекты – куплены в «очень дикой орхидее». Бешеные деньги, особенно если измерять по весу, так как весу у комплектов не было никакого. При этом прозрачные кружевные тесемки несли мою грудь, словно Атланты – небо. Тяжело, конечно, но ни шагу назад. А трусы, при их полном визуальном отсутствии, подчеркивали округлость попы и скрывали под обильными кружевами складку живота. Я долго после двух родов мечтала от нее избавиться, но повторить подвиг Ларисы Долиной и прочих небесных жителей не смогла. Я предпочла ежедневному изнасилованию себя на тренажерах декорирующие кружевные трусы. Так вот, этих мегатрусов и мегалифчиков у меня было всего числом три. При этом один комплект, матово-бежевый, под загар, полностью дискредитировал себя при Руслане. Я его больше не могла надеть, так что реально два. А вот остальную, более объемистую часть моего ящичка для исподнего занимали хлопковые трусы-недельки. Они выглядели, как Тара после нашествия янки на Джорджию, зато не кололи попу кружевами и были теплыми. Лифчики под мою грудь все как на подбор походили на комплект из двух половников без ручек. Вот именно во втором, походно-полевом, варианте я и продолжила напольные работы. Правда, елозить по полу в одних трусах, пусть даже и просторных, было неправильно. Я поняла, что так сотру себе коленки.
«Как посмотрят на женщину, которой за тридцать, если у нее коленки замазаны зеленкой?» – подумала я и надела мамины панталоны. Пусть занозы впиваются в этот образец чулочно-бетонного производства отечественных фабрик. Тут не то что занозы, тут и швейная игла сломается. В общем, процесс пошел. Я налепила на канцелярский клей все найденные паркетины (пусть подержатся хоть день, меня в их опадании уже никто не сможет обвинить) и перекинулась на белье.
«Всех рецидивистов – к расстрелу!» – объявила я приговор и включила кран. В ванной набралось вещей так на пять-шесть стирок в машине при полной загрузке. Между прочим, моя полная загрузка «стиралки» – это вам не хрен собачий. Я запихиваю в барабан пару спальных комплектов. Щели протыкиваю детским бельем. А сверху допихиваю пару маминых ночных рубашек и тройку своих пижам. Чтобы конструкция закрылась, ее рекомендуется пару минут с силой трамбовать ногой, упирая руки в край бака. И это все будет соответствовать рекомендации изготовителей машины: максимальная загрузка – пять кило.
Теперь пылесосить, а потом разложу чистые вещи с кровати по шкафам. Я ухватилась за пылесос. Ой, надо музыку сделать погромче, решила я. Ведь пылесос – вещь громогласная, особенно мой. А я люблю скакать по квартире под музыку. Радиола загрохотала.
«Ай-нэ-нэ-нэ-нэ, а я красавица, Ой нэ-нэ-нэ-нэ, коса до пояса», – очень правильная песня. Прямо про меня. Я скакала и перлась от процесса, уже начавшего меня радовать, но тут до меня дошло, что мое ухо что-то напрягает. Я недовольно отключила пылесос и приглушила музыку.
Так и есть – звонок! Не иначе, соседи пришли ругаться. Ну нет, не дамся. Я в своем праве, до одиннадцати часов вечера могу тут хоть лезгинку танцевать под барабаны! Что надо? Я распахнула дверь и остекленела.
– Здесь не проживает?.. – начал Руслан и присоединился ко мне. В смысле, тоже остекленел. Немая сцена «к нам едет ревизор» – «отдыхала».
– Что ты здесь?.. – я не смогла закончить.
– Я… я… э… – Он смотрел на меня так, словно я походила на начавшееся землетрясение.