Особая группа НКВД
Шрифт:
Через год Борисов внезапно и на короткое время появился в доме у Антонины, посидел, покурил диковинную трубочку, нарассказывал много удивительных историй о своих странствиях в краю вулканов и уехал на запад в долгий северный отпуск, опять ничего не сказав Тоне. Потом выяснилось, что в отпуске Борисов встретил старого друга по училищу, болгарина, полковника Волкана Горанова — героя испанской войны. Они расстались четыре года назад.
— Что делаешь, Василий?
— Да вот, дали отпуск девять месяцев — не знаю, чем заняться.
Тот устроил Борисова на курсы боевой подготовки: ясное дело, что эта наука скоро пригодится. Пять месяцев Василий учился летать на скоростном бомбардировщике,
Старшая сестра Валентина, повздыхав немного, вышла замуж за морячка. Тоня готовилась к экзаменам, посматривала на Пушкина и ждала. Всякий раз внезапно, как с небес, приходили от Борисова то посылка, то письмо, но решающего слова все не было.
Теперь он летал по трассе БАМа в целях рекогносцировки, сбрасывал продукты отрядам изыскателей. Все эти годы Дальневосточное Управление ГВФ помогало, как могло, бамовским разведчикам трассы и строителям железной дороги. Борисов сумел отличиться — фактически спас от голода несколько групп изыскателей, отрезанных от своих баз неожиданно ранним осенним ледоходом.
Когда Борисов появился вновь, Антонина уже работала в школе, жила в общежитии с другими молодыми учительницами, потому что мама умерла. Он пришел, долго хмурился, потом сказал, что прилетел «спросить ее совета», где ему быть: здесь оставаться или взять перевод в другую область… Словом, очень трудно далось объяснение отважному командиру, так боялся он услышать слово «нет». С Антониной они за руки держались, только когда танцевали. Она сказала: «Вам решать — где работа по душе, туда и надо идти. Почему меня спрашиваете?»
Летчик Борисов не помнит, как прошагал ночью четыре километра до аэропорта после того, как произнес в конце концов, что больше так жить не может, что в субботу приедет и заберет ее к себе, если согласна. А она ответила, что согласна.
Пышной свадьбы не было. Антонина свою большую подушку расшила на две. Борисов приехал за ней с друзьями-летчиками на грузовике. Забросили в кузов чемоданчик, узел с бельем, погрузили старый шифоньер, подаренный доброй соседкой, две табуретки и на руки — бюстик Пушкина с медальоном на шее — долго ли собраться сироте… Через год у них родился первый ребенок, а вскоре началась война.
Дезертиры трудового фронта
Целую неделю летчик Борисов был в отъезде, а когда вернулся, сказал жене: «Есть правительственное задание… Нет, не на фронт, просто будем перегонять самолеты: восток — запад, запад — восток. Обычные полеты».
Много позже Антонина Ивановна узнала, что в первый же день войны ее Василий отбил телеграмму своему командиру с просьбой отправить на фронт. В ответ: «Работайте. Когда надо, вызовем». Через три дня — вторая депеша. Ответ еще короче: «Отставить телеграммы!»
На попутном самолете Борисов летит в Хабаровск и лично предстает перед начальством: «Имею отличную отметку по бомбометанию. Фашист к Москве рвется, а я здесь сижу…» Получил выговор: «Вы дезорганизуете работу тыла. Немедленно возвращайтесь! Приказываю работать и ждать. Вас, летчиков, сейчас хватает…» И по строевой команде «Кру-гом!..» был выставлен за дверь. Однако, уходя, Борисов предупредил адъютанта, что еще два часа будет поблизости. И действительно — вскоре бегут, зовут: «Летчик Борисов еще здесь?.. Срочно к командиру».
Разговор был короткий: «Ну, твоя взяла, партизан. Бери машину и в аэропорт…»
И вот во главе девятки скоростных бомбардировщиков Борисов идет над всей Сибирью на запад. Пока он только перегонщик самолетов, но дело верное, — чем ближе к фронту, тем меньше формализма. Умеет «устраиваться»
«Он жалел меня, поэтому всегда обманывал, — вспоминала Антонина Ивановна на склоне лет. — Сколько раз бывало: приходит домой озабоченный, глаза отводит. У меня сердце сожмется — значит, опять куда-то, в самое пекло его несет. Он обнимет за плечи и на ухо шепчет, словно оправдывается: «Тонечка, есть правительственное задание… Не беспокойся — обычные полеты. Да ты ведь знаешь: я хорошо летаю». Такого красивого человека, как мой Василий, я в жизни никогда не встречала…»
В делах Борисов ни у кого не спрашивал совета. Сам жил полетами, хотя аскетом-фанатиком не был. Он умел смотреть на мир трезво и ощущать истинные масштабы происходящего. В том, что скоро будет война, не сомневался и готовил себя к боям, а когда война началась, раньше других понял, что она растянется на годы. Его не смутили слухи о страшных потерях, понесенных нашей авиацией в первый день войны. Цифры, ставшие известными много лет спустя, — что в первых боях было уничтожено 1200 наших самолетов, а с июня по сентябрь потери достигли 8500 машин, лишь подтвердили его предположения. Точно так же не вызывали у него доверия и пропагандистские заявления о скорой победе над врагом — это для ободрения тех, кто оробел… Развитие грозных событий Борисов воспринимал как опытный летчик: война застигла страну на взлете. Хорошо, что ударили не на стартовой полосе, когда машина вовсе беспомощна. Правда, запаса высоты еще не хватало, от этого и потери. И все-таки уже не на земле. Моторы работали на полную мощность, и общий настрой экипажа — самый решительный, боевой… Еще бы год-два набора высоты, и безопасный полет был бы обеспечен. Каким курсом?
На Дальнем Востоке люди всегда отличались умением мыслить самостоятельно. Еще Петр Кропоткин отмечал, что здесь рядовой чиновник рассуждает свободней, чем питерский генерал. Будучи членом партии, Борисов, тем не менее, по здравому рассуждению, понял для себя, что цель — скорейшая победа коммунизма во всем мире — откладывалась на неопределенное время. Напротив, утвердилась доктрина о «возможности построения социализма в отдельной стране». Энтузиастов перманентной мировой революции — троцкистов и их последователей — выжигали каленым железом. Не менее свирепо карались отклонения от принципов дружбы народов СССР. Сам по себе лозунг о неизбежной победе коммунизма на всей планете не был снят, но изменилась тактика: построить у себя, в отдельной стране образец, привлекательный для всех — это и будет самая убедительная агитация. Действия властей казались Борисову вполне логичными: работай на совесть, не болтай языком, и государство о тебе позаботится. Насколько реальна была цель, особенно задумываться не приходилось. Пока не вызывало никаких сомнений только то, что над страной нависают грозные тучи и вначале надо было «отдельному» государству выжить. А там разберемся.
Взвесив обстановку, Борисов понял: надо переходить на долговременный военный образ жизни. Без лишней скромности, считая себя в семье главным действующим лицом, он всех родных и близких начал вовлекать в круг своих авиационных забот. Борисов с большим трудом выхлопотал в Моссовете пропуск для жены. Война — войной, семья — семьей. Он летал бомбить Берлин, выходил по ночам на «свободную охоту», громил ближние и дальние тылы противника — под Ленинградом, Воронежем, Сталинградом. Антонина приезжала к нему в гости на подмосковный базовый аэродром, и они виделись между «обычными» боевыми вылетами.