Особенности национальной милиции
Шрифт:
Несколько минут назад новенький вытер белоснежным платочком рот (отчего Пешкодралова передернуло, а Кулапудов многозначительно крякнул) и, встав, вышел из столовой. В одной руке он нес приличных размеров пачку газет и журналов, уголками своими подметавших давно не мытый пол, вторая же держала перед глазами раскрытую книгу, которую мужчина не переставал читать даже на ходу. Все это мешало передвигаться беспрепятственно по коридорам, заставляя новенького натыкаться на углы. Не избежал участи выпирающих частей строения и Зубоскалин,
– Ой, извините, так неловко получилось, – изобразив смущение, смешанное с удивлением, постарался загладить свою вину Санек.
– Ничего, ничего, я сам виноват.
Дальше наперебой понеслись слезливые извинения, достойные «мыльных опер», которые автор сознательно опускает, чтобы не растрогаться вконец и не занять подобной ахинеей половину книги.
Достаточно только заметить, что Дирол выглядел очень вежливым и внушающим доверие, а новенького такое поведение подкупило сразу же и основательно, лишив способности различать в словах собеседника подвох.
– Мне так неловко, – продолжал заливаться Зубоскалин, – наверное, всему виной эпидемия, разразившаяся в нашей школе.
– Эпидемия?
Новенький нервно дернул губой и, подняв с пола книгу, прижал ее к груди, словно родную. Дирол попал в точку: не отличающийся могучим здоровьем преподаватель страшно боялся всего, что угрожало его самочувствию, особенно различных эпидемий, нашествий заразных грызунов, насекомых и бомжей.
– Да, было уже несколько случаев госпитализации, – вовсю заливал Дирол. – И что самое страшное – никто не знает, как называется эта болезнь. Даже врачи в сомнениях.
– Не может быть, – побелевшими губами произнес новенький.
– Вот сейчас я почему на вас напоролся? Извините, столкнулся.
Потому что коридор узкий, а вы оба идете на всю его ширину и не посторонитесь.
Хлопнув пару раз большими глазами, увеличенными к тому же толстыми линзами очков, новенький оглянулся себе за спину, в надежде увидеть того таинственного неизвестного, который столь тихо и незаметно шел рядом, что новенький его и не заметил. Коридор был пуст, как голова студента перед сессией.
– Но... – несколько смущаясь делать замечание, замялся преподаватель, – кроме меня, здесь никого нет.
– Как? Совсем никого? – довольно искренне удивился Зубоскалин.
– Абсолютно.
Дирол хлопнул себя рукой по лбу. Как красноречиво говорил его жест, парень о чем-то совершенно естественном забыл, о чем должен был догадаться сразу же, лишь только произошло столкновение.
– Основной симптом эпидемии, – как само собой разумеющееся выкрикнул Санек, привнеся в голос излишний пафос, – в глазах двоится, и запахи странные. Вы не чувствуете этот серный запах?
Преподаватель повел вздернутым, как у ребенка, носом, принюхиваясь к окружающему, но ничего подозрительного не заметил. Да, доносится с кухни сытный запах недожаренных котлет и какао с пенкой, но и только.
И тут молодой еще, только после аспирантуры преподаватель понял: его испытывают как новичка. Проверяют на прочность, если можно так выразиться. А он-то уши развесил, сочувствовать даже начал.
Никакой эпидемии нет и никогда не было в этом заведении. И он решил ни в какую не поддаваться на провокации курсантов. Он нежно переложил книгу в правую руку, в другую решительным движением сгреб в охапку все газеты, намереваясь сию же минуту покинуть столь недостойного курсанта. Но стоило новенькому поднять глаза от пола, как сдавленный крик ужаса вырвался из его груди.
По коридору, прямо на него, словно в строю, в точности повторяя движения друг друга, шли двое курсантов. На ум пришел старый мультик, в котором вот такой же худенький заморыш (кстати, тоже Вовка) приказывал:
«Двое из ларца, одинаковых с лица». Эти были одинаковы не только «с лица», но и с любой другой части тела. Новенький проморгался, снял очки и протер их защитного цвета галстуком. Не помогло.
Раздвоившиеся парни прошли мимо, аккуратно обойдя преподавателя, и слаженно вежливо поздоровались:
– Здрасте.
Новенький, глотнув ртом воздух, точно рыба, выброшенная на сушу, лишь кивнул в ответ.
– А с какой скоростью распространяется инфекция! – продолжал разглагольствовать Дирол, словно не замечая ступора собеседника. – Достаточно просто бытового контакта, как уже через пару минут ты чувствуешь недомогание.
Владимир Эммануилович – а именно так звали новенького – и впрямь почувствовал себя нехорошо. В голове все закружилось, понеслось вихрем, сметая на своем пути мысли, чувства, оставляя только неприятные ощущения подкатившей слабости, жара, покалывания у висков и вроде как пока еще небольшой тошноты.
– Это ужасно, – упавшим голосом пролепетал преподаватель.
– Ужасно, – согласился Зубоскалин, без зазрения совести придумывая все новые и новые симптомы беспощадной болезни.
Владимир Эммануилович растерянно моргал, нисколько не слушая Санька, занятый только одной мыслью: ЭПИДЕМИЯ! – ...вот так, – закончив длинную тираду, прослушанную ошарашенным собеседником, сказал Дирол и помог бледному преподавателю натянуть очки на нос, никак не решающиеся попадать на свое законное место из-за дрожи в руках. – Кстати, – словно случайно вспомнил парень, – коль уж мы так тесно сошлись во взглядах, не могли бы вы мне оказать одну услугу?
Новенький удивленно уставился на парня, не понимая, что еще может быть нужно человеку, обреченному на погибель от страшной, неопознанной болезни. Молчание преподавателя было расценено как согласие на одолжение, и Санек продолжал:
– Там, в столовой, сидит преподаватель за столиком у окна. Он один из первых заболел, и вирус поразил его со страшной силой. Похоже, он скоро умрет. Этот человек настолько плох, что, как бы помягче выразиться, тронулся умом.
– Как? – вскрикнул Владимир Эммануилович, ужаснувшись перспективе съехать через несколько недель с катушек.