Особенные. Элька-4
Шрифт:
— Ты поправишься, Кеша, ты обязательно поправишься, — шептала я, передавая его Кларе и Ангелине. Вторая вообще побелела, едва его увидела и замерцала с утроенной силой. Я поняла, что дела очень плохи и все мое счастье, вся радость, что переполняла с утра, разбилась о чье-то чудовищное преступление.
Мне захотелось зажмуриться, а открыв глаза оказаться снова в квартире Диреева, рядом с ним, в его объятиях, а не стоять сейчас в кабинете бабушки, рассказывая в очередной раз как я вошла, что почувствовала, как обезвредила артефакты, видеть совершенно опустошенного учителя, убитую Ангелину и лихорадочно блестящий
Вся ситуация осложнялась тем, что в хранилище, как и в лекарской, как и в личных комнатах студентов не было вездесущего ока Джулс. Одно из требований профессора. Поэтому мы с Кешей остались единственными свидетелями, а поскольку я совсем ничего не видела, а попугай вряд ли скоро очнется, то по горячим следам найти преступника не удастся. Я даже думаю, что все произошло вчера, когда в школе было мало студентов. Большинство разъехались по домам. Это были первые выходные, за несколько месяцев. Мы все успели соскучиться по дому. Но это же и существенно сужало круг подозреваемых.
Еще мы знали, что по лифту преступники не могли проникнуть, потому что чужих сразу бы заметил лифтер. Осталась лестница. Но у Джулс, почему-то данных об этом не оказалось.
— Как это нет данных? — удивилась бабушка, и мы вместе с ней. — Почему нет?
— Все данные за вчерашний день уничтожены.
— Что? По чьему приказу?
— По вашему, ректор.
— Что? — в очередной раз удивилась бабушка. — Этого не может быть.
— Джулс не может врать, — проговорил новый голос, который за секунду до этого распахнул дверь, являя нам своего обладателя. К своему удивлению, я его узнала — Аркадий Леман. Тот самый, о котором предупреждала Венера. — Мы давно уже знаем о нарушениях, которые происходят с попустительства Ректора.
Он был наглый, самодовольный и явно чувствовал себя хозяином положения.
— Прошу прощения, мистер Леман, что вы здесь делаете?
— Я здесь с разрешения совета, госпожа Углич.
— Ректор Углич, — поправила бабушка.
— Ненадолго, — издевательски протянул мужчина.
— Даже так? — низким, совершенно спокойным голосом спросила бабушка. Голосом, не предвещающим собеседнику ничего хорошего.
— И это только начало, дорогая моя. А что вы хотели? Совет слишком долго закрывал глаза на нарушения, происходящие в вверенном вам учреждении. Отравления, нападения, кражи, теперь и до убийства дошло.
— Никто не умер, — ответила бабушка.
— Разве? А хранитель?
— Как хорошо вы осведомлены, господин Леман.
— Это моя работа. А с вашей вы давно уже не справляетесь.
— Это не правда, — воскликнула я, обращая на себя всеобщее внимание. Леман тоже на меня посмотрел и неприятно ухмыльнулся.
— О, а это знаменитая Эльвира Панина, как я понимаю. Напомните мне, сколько раз данная особа преступала закон? Сколько раз вы ее отмазывали? Начиная с содействия в побеге смертника и заканчивая раскрытием половине города факта существования магии.
— Он был не виновен, и вы прекрасно знаете об этом.
— Но вы, не задумываясь, преступили закон. И как я понял, ваша бабушка в очередной раз вас спасла. И если вы настолько
— Вы негодяй, — не сдержалась я и чуть не бросилась на гада с кулаками.
— Эля, иди к себе, — приказала бабушка.
— Но.
— Иди к себе, немедленно.
Мне пришлось проглотить все свои возмущения и подчиниться, хотя внутри все кипело от негодования и злости. Диреев вышел следом за мной, холодный, строгий, настоящий каратель. Сложно поверить, что еще утром он говорил, что любит. Если бы я не знала наверняка, то подумала бы, что весь вчерашний вечер, наша ночь мне просто приснилась.
— Пойдем. Я провожу тебя, — равнодушно проговорил он, посмотрел на притихшую Галину и первым пошел к выходу.
— Чем все это нам грозит?
— Тебе ничем.
— А бабушке?
— Твоя бабушка сильная женщина, она прекрасно справится и без тебя.
Он говорил вроде правильные вещи, но этот тон мне совершенно не нравился, а хуже всего то, что я даже коснуться его не могу, не говоря уже о том, чтобы обнять, прижаться, утонуть в его объятиях. Я ничего не могу, только злиться на весь свет, но больше на того гада, который так вовремя подсуетился.
— Думаешь, он объявился здесь случайно?
— Леман? Возможно.
— Или только и ждал момента. А значит, у него здесь есть информатор.
— Я хочу попросить тебя кое о чем, — он остановился на полдороги прямо в коридоре и очень серьезно посмотрел на меня.
— О чем?
— Не лезь. Просто забудь об этом сейчас.
— Нет, как ты можешь меня об этом просить? Это… мою бабушку обвиняют черт знает в чем, а ты просишь забыть?
— Да, — просто ответил он. И это слово говорило много больше, чем тысяча других слов, которые он так и не произнес. — Занимайся учебой, подругами, своей жизнью и что бы не произошло дальше… не вмешивайся.
— Я так не могу.
— Ты доверяешь мне?
— Ты знаешь.
— Тогда ты останешься в стороне.
— Но.
— Ты не станешь ничего делать, — с нажимом проговорил он. Не попросил, приказал.
Мы долго так стояли, глядя друг другу в глаза, пока ледяная решимость не сменилась на что-то теплое, нежное и возбуждающее. Я никогда не понимала этого выражения: говорить глазами, а теперь поняла, что глазами можно не только говорить, но и ласкать, и обнимать, и любить и даже причинять боль, потому что это пытка хотеть, желать и не иметь возможности даже руку протянуть. И только глаза, только обещание в них, что когда-нибудь совсем скоро, нам не придется ничего скрывать, не придется прятаться, не придется лгать окружающим, и я смогу прокричать на весь свет, что люблю его… когда-нибудь, но не сегодня.
— Хорошо, — кивнула я, разрывая наш внутренний диалог. — Я обещаю.
Глава 31
О том, как трудно порой сдержать обещание
Утро началось не с привычной сирены, а с голоса Джулс, возвещающего на всю школу о немедленном сборе в главном зале. Я примерно догадывалась, что ничего хорошего нас там не ждет и все же надеялась, что все будет не настолько плохо.
— Думаю, что-то в совете случилось, — предположила Венера, когда мы торопливо спускались по лестнице вместе с другими спешащими студентами.