Особенные. Элька
Шрифт:
— Фу.
— Да. А поскольку, я сделал это на спор, пришлось выпить все до капли.
— Фу. Трижды Фу. И тебя не стошнило?
— Стошнило, конечно. Но потом. Не при братьях.
— У тебя глаза светятся, — заметила я.
— Да, я знаю. Когда ты рядом, я становлюсь сильнее.
— И это для тебя много значит?
— Что?
— Быть сильным. Я заметила, что тебя не очень радует быть младшим в семье.
— Дело не в этом, — сказал Егор и ссадил меня с колен. Он опять закрылся, стал чужим и далеким.
— Когда я узнала, что приемная, мир рухнул. Не только из-за того, что родители лгали мне. Больше потому, что своим настоящим родителям я оказалась не нужна. Желанных детей не сдают в детдом. Меня не хотели. С этим не просто жить. Еще труднее жить зная, что семья, которая у тебя есть… возможно. я этого не заслужила.
— И давно тебя посещают подобные мысли?
— Всегда. Я постоянно старалась соответствовать, думала, если сделаю что-то не так, если расстрою родителей, то они меня разлюбят. Знаю — это глупо. Но в двенадцать все кажется немного другим. И в четырнадцать, и в шестнадцать.
— И даже сейчас?
— Иногда. Нет, я знаю, они всегда будут любить меня, даже если я сделаю что-то плохое. Но это чувство, не думаю, что когда-нибудь оно пройдет.
— Уверен, что пройдет. Ты слишком… хорошая. Знаешь, я часто смотрел на тебя и думал, ты действительно такая? Или просто притворяешься?
— Немного.
— Нет, ты не притворяешься. Вряд ли ты захочешь когда-нибудь напиться.
— Эй, я напивалась. Что привело к коме и двум месяцам в больнице, забыл?
— А совершить преступление? Уверен, тебе воспитание не позволит.
— А если я скажу, что совершила однажды преступление?
— В самом деле? Что ты сделала? Убила комара?
— Нет, так не честно. Ты узнаешь мои страшные тайны, а я взамен не получу на тебя достойный компромат.
— Какая ты хитрая.
— Да, я такая. Так что? Готов открыть одну из тайн семейства Егоровых в ответ на мою? Впрочем, мы можем просто закрыть тему.
— Ну, уж нет, я умру от любопытства, если не узнаю, что ты совершила.
— А я думала, любопытством страдают только женщины.
— Я тоже так думал, но сейчас.
Он и сейчас немного отстранился, но я поняла по его позе, взгляду, что это не от того, что не доверяет. Просто сложно открываться в первый раз, даже самому близкому. Поэтому я не торопила. Просто была рядом и прислушивалась к спокойной, уютной тишине, что царила вокруг.
— Мой отец… с ним сложно. Он из древнего рода. Поэтому всегда требовал от нас беспрекословного подчинения. Пойти против него, самоубийство. Он не потерпит неповиновения, инакомыслия, того, что ты не такой, как он. И братья такие же. И они не понимают, что и я такой же. Мне не нравится подчиняться, быть вечно младшим, на побегушках. Я с детства слышал, что самый слабый, самый никчемный, отщепенец. Даже у Ника больше
— По ауре? Но у тебя ее нет.
— Есть. Просто ты еще не выбрала сторону, поэтому не можешь видеть. Она есть. У самого сильного приближается к белой, светит так ярко, что слепит глаза. Слабый отливает фиолетовым, хранители и всякая нечисть — черным. Их силы ничтожны. Моя аура приближена к ним. Понимаешь?
— Мне очень жаль.
— Мне не нужна твоя жалость, — неожиданно вскипел Егор, — Меньше всего мне нужна твоя жалость.
— Это не жалость. Это сочувствие, сопереживание, если хочешь.
— Ты лжешь.
— Как я могу? Для меня ты самый сильный, самый смелый, самый хороший.
— Я не хороший, Эля. Неужели ты не видишь? Неужели ты настолько слепа?
— Ты хочешь, чтобы я считала тебя плохим. Также как хотел быть невидимкой. Это защита. Это твои страхи, но не то, кто ты есть.
— В нашем мире я никто. В нашем мире я бесполезен.
— А для меня ты все. Разве этого не достаточно? Не сила определяет, кто ты есть, а ты сам. Хочешь быть сильным, стань им.
— И не важно, какими средствами?
— Если это то, что тебе действительно нужно, то не важно. Ведь спортсмены годами изнуряют себя тренировками, диетами, тратят время и силы только для того, чтобы стать первыми. Они отказывают себе во многом, если не во всем. И для них всех цель оправдывает средства. Медаль оправдывает все.
Я замолчала, переводя дыхание. Никогда не думала, что смогу так говорить, но я и не чувствовала никогда так сильно. Наверное, любовь действительно меняет нас. Только сильнее делает или слабее, я еще не поняла.
— И какое же преступление ты совершила? — спросил Егор. Увидел, что я снова начала хандрить. И как он все подмечает?
— Нет, не скажу, ты разочаруешься.
— Никогда. В тебе никогда.
— Обещаешь?
— Скорее ты разочаруешься во мне, чем я.
— Никогда, — уверенно проговорила я. Как можно в нем разочароваться? Он же такой замечательный.
— Я украла очки в торговом центре.
— Это были дорогие очки? — серьезно спросил Егор.
— Не очень, — неуверенно призналась я.
— И тебя не поймали?
— Нет.
— И ты их так и не вернула?
— Вернула.
— Готов поспорить, что на следующий же день.
— И тебе не придется даже пить растительное масло.
— Вот видишь, я тебя знаю.
— Похоже на то, — согласилась я.
Егор мне много чего еще рассказал, а я ему. О наших страхах, о желаниях, мечтах. Настоящий откровенный разговор. Наверное, именно такими должны быть отношения. Хотелось бы, чтобы они были именно такими.
— Что ты думаешь на счет нового препода?