Особняк
Шрифт:
– - Мам, может, я останусь?
– промямлил неуверенно Сева, пытаясь освободиться от материнской руки.
– Без тебя обойдутся.
Оставшиеся молча проводили взглядами мать с сыном до подъезда, но, когда хлопнула дверь, никто не нарушал установившейся тишины. Губерман, конечно, правильно советовал: "Думайте". Потому и молчали, понимая, что, перед тем как высказаться, нужно подумать. Но каждый из них уже не раз размышлял над этим вопросом, а потому был уверен, что ничего в эти минуты нового не придумаешь.
– Мне, пожалуй, тоже пора, - посмотрев на
На скамейке остались трое. Краузе и Воронцов искренне рады были видеть Губермана. Снова, как в старые добрые времена, они собирались во дворе дома. Говорить не хотелось. Старики молчали, каждый по-своему переживая встречу.
– Дымыч, чего ты такой измученный?
– наконец заговорил гость.
– Не знаешь?
– удивленно посмотрел на него Воронцов и, сообразив, что сам не сообщил ему о кончине жены, ответил: - Так я же жену похоронил.
– Как?..
– только и смог произнести Губерман.
Некоторое время сидели молча.
– Сочувствую, - снова прервал тишину адвокат.
– Моя расстроится... Тамара, кажется, на два года младше ее была.
– Может быть, да теперь какая разница, - поднялся со скамейки Дым Дымыч.
– Помянуть бы нужно, - предложил адвокат, раскрывая пакет с покупками.
Они поднялись к Воронцову и расположились в большой комнате, где с фотографии, перед которой догорала свеча, словно живая смотрела на них бывшая хозяйка.
– Все дома, на пенсии, сидишь?
– спросил Дым Дымыч, когда помянули и закусили.
– Посидел бы, да с голоду опухнешь.
– Специальность у тебя что надо. Сейчас, чуть что, советуют в суд обращаться. Попытался я перед Майскими праздниками правду поискать. Надули меня в одной конторе. Так вот пошел с жалобой в Общество защиты потребителей. Там и слушать некому, кроме юриста. А это уже не разговор, а консультация. И стоит она двести с лишним рублей. И еще исковое заявление написать надо. Здесь и того больше плати. Плюнул и ушел. Мерзавцы, - обозвал Воронцов не то работников обманувшей его организации, не то Губермана с коллегами. После короткой паузы повторил: - Нет, работа у тебя, Григорьич, что надо.
– А кто тебе сказал, что я практикую? Проснись, кому я сейчас нужен. В киоске газетами торгую. Ну почитываю, правда, юридическую литературу, чтобы совсем квалификацию не потерять. А так живем только на наши пенсии да на мою зарплату.
– И что же, совсем адвокатские дела забросил?
– Можно сказать и так. Даю иногда консультации вот таким же, как ты, бедолагам.
– В каком плане - как я? Как мы.
– Ну вот таким же, кто еле-еле сводит концы с концами. Одному посоветуешь, куда обратиться, другому исковое заявление напишешь. Никто не хочет понять, что перед ними человек, которому на хлеб денег не хватает. Раньше сдал пару бутылок - и батон хлеба с пакетом молока тебе обеспечен. А сейчас на эти две бутылки четверть буханки не купишь. Да и сколько побегать надо, чтобы их найти. Молодой вспотеет, - разгорячился чуть захмелевший
– Я бутылки не собираю, - насупился Воронцов.
– На митинг потянуло, пар выпустить. Понятное дело, - усмехнулся Краузе, молча слушавший старого товарища.
– Ты лучше скажи нам, Губерман, нас, твоих старых соседей, если что, защищать будешь?
– Конечно буду.
Жена Губермана давно не видела своего мужа в таком виде. Она по старой привычке начала корить, но, узнав печальную новость, всплакнула. Как-никак почти сорок лет с Тамарой, покойницей, рядом жили. Подругами не были, но ладили. Потом жена долго еще слушала рассказ о жизни бывших соседей и их проблемах.
– Ну и что ты думаешь насчет их шансов там остаться?
– спросила она мужа.
– Думаю, что перебираться все равно придется;
Слава богу, что мы с тобой оттуда уехали. С этими фирмами воевать себе дороже.
– А чего же ты тогда помощь свою обещал?
– Не знаю.
Губерман действительно не знал. Обычно он невыполнимого не сулил, а сегодня выпили, молодость вспомнили, язык и развязался. Вот ведь всегда так бывает, брякнешь, а потом переживай.
Губерман продолжительно и всласть, до хруста, зевнул.
Глава 13
Огромный зал ресторана был пуст больше чем наполовину, и это несмотря на то, что был вечер выходного дня.
Оркестр уже второй раз пытался расшевелить публику, но безрезультатно. Жадной до плясок молодежи в зале было мало, да и то ее представляли исключительно пары, целиком поглощенные друг другом. Происходящее вокруг их не интересовало.
Для посетителей постарше только замаячил впереди рубеж, когда начинаешь замечать сидящих за соседними столиками.
Еще не подошло время, когда все, несмотря на возраст и умение, пускаются в пляс или начинают петь.
Ресторанный зал был одним из тех мест, которых, казалось, не коснулись произошедшие в стране перемены. Все те же украшенные лепниной стены, огромные люстры, тяжелые портьеры на дверях и окнах. Так же, как и много лет назад, выстроились ровными рядами массивные столы, покрытые белоснежными скатертями и уставленные сверкающей посудой и приборами.
За последнее десятилетие, конечно, проводились и здесь кое-какие ремонтные работы. Однако никакая перепланировка, перекраска, перестановка не могли изменить дух, атмосферу, присущую заведению, пока оно сохраняло свое назначение.
Ресторан как был, так и остался местом, где в располагающей обстановке люди вкусно ели и веселились.
Это было одно из тех мест в Москве, где хозяева хранили имидж. Для ностальгирующих по временам застоя - просто рай.
Да что ресторан, подумал Ребров, взять хотя бы их дом. Сколько раз его перестраивали и ремонтировали, сколько уплотняли. А все равно стоит войти в подъезд, и сразу становится ясно, что здесь когда-то жили люди, понимающие, что такое красота и удобство.
Капитан уже около получаса ждал своего бывшего сослуживца, о котором недавно разговаривал с Краузе.