Особняк
Шрифт:
Последнюю фразу Анатолий Степанович произнес, уже не сумев скрыть раздражение. Он поймал себя на этом и постарался изобразить улыбку. В конце концов, эти слова не гостям были предназначены, а обормотам за дверью. Пусть подумают...
– Je m'en fiche, - заметил Дюбуа, слегка скривив продолговатое лицо.
– Господин Дюбуа говорит, что ему, собственно, на это наплевать, переводила переводчица.
– Но oн также утверждает, что видел молодую женщину, входящую в дверь.
– Видимо, ему показалось, - сказал Кулагин. И тут его взгляд упал на подходящих к дому Антонину Ватсон с детьми.
– Завтра, завтра. Все завтра... Софочка осторожно поднялась на второй этаж, чтобы оттуда посмотреть на улицу и так же неслышно спустилась.
– Кажется, убрались, - прошептала она.
– Никого у двери не видно.
– А если нет? Мы откроем, а они за углом спрятались, - предположила Вера Дмитриевна.
Дверь дернулась, и все испуганно замерли. Послышался стук, и удивленный голос Антонины Ватсон произнес: "Девчонки, нас не пускают..."
Антонину с дочками пропустили в узкую щель.
– Слава богу, что так все кончилось, - подвела итог услышанному Антонина.
– Может, опять закроемся, пока мужчины не придут? Вдруг опять появятся.
– Нет, сегодня мы выстояли, - заверил ее Краузе.
– А вот что завтра будет, не знаю. Где этот Загубленный? Он же замки обещал.
Глава 27
Говорят же в народе: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. И правильно говорят. Вечером это понимали все в Калачковском переулке, и дом гудел, словно растревоженный улей. Тучи сгустились еще накануне. Чуть позже обеда, часа в четыре-пять, сюда подъехала компания крепких, накачанных ребят и расположилась на лавочке перед домом. Такое и раньше случалось, но редко. Не проживали в близлежащих домах такие "бычки". Сначала подумали, что просто ветром занесло заразу. Посидят, попьют пива, погорлопанят и уберутся.
Однако ошиблись. Чуть позже к ним подсел тот, который насчет балконов приходил, - и началось. Ребят как будто подменили. Такие взгляды на проходящих мимо жильцов стали кидать, что в дрожь бросало. А тот, что позже к качкам присоединился, каждый раз приподнимался со скамейки и любезно здоровался, после чего спрашивал, не надумали ли переезжать, и советовал поторопиться с решением. Обещал лично дня через три за ответом приехать.
Со всеми, кроме Реброва, Лехи да Софочки, успел за два часа так поговорить. Но каждый подрожал-подрожал от страха, да и решил, что три дня еще можно прожить, а там, если понадобится, и милицию вызвать. Словом, вчера увидели цветочки, а сегодня услышали и про ягодки.
– Я сразу заметила, что-то здесь не так, - рассказывала в вестибюле Галине Анатольевне Антонина.
– Смотрю, стоит толпа у подъезда, а дверь закрыта. Я с девчонками была, думаю, не буду подходить от греха подальше, мало ли что. Потом уже узнала среди них того, что на днях нас про переезд расспрашивал.
– Там и другой был. Тот, который в первый раз приезжал, - добавила Софочка, посмотрев на сидящего чуть поодаль Воронцова: - Помните, добрый такой, интеллигентный.
– Да что говорить, два сапога пара, - вступила в разговор Вера Дмитриевна.
– Как мы его сразу не раскусили, хамелеона. Она под влиянием соседей, а может и самостоятельно взвесив ситуацию,
Помню, Софочка, помню, как не помнить, подумал в это время Дым Дымыч, плохо слушая учительницу. Приходил, уговаривал на дачу к Краузе перееxать. А что, если взять и уехать отсюда? Скоро девять дней будет, а жена все стоит перед глазами как живая. И куда ни посмотришь - везде ее присутствие чувствуешь. Может, новые стены помогут перенести утрату? Глаза увлажнились, и он, стыдливо отвернувшись, смахнул набежавшие слезы. Но никто из присутствующих, увлеченных разговором, этого не заметил.
Возьмем с Семенычем уедем, да и делу конец. Все равно того дома, каким он был прежде, больше нет. Вон когда у Краузе жена умерла, так пока сорок дней не прошло, все ходили и ходили к нему, а сейчас... Да и кому ходить?
Воронцов посмотрел на соседей и решил, что, кроме Краузе, и прийти некому. Кстати, а где он? Вероятно, уснул старик и не слышит всей этой трескотни.
– Я только с Севой на примерку отошла - и на тебе, приехали, разводила руками Галина Анатольевна, словно извиняясь, что ее не было в то время рядом.
– А через час прихожу и узнаю такое. Как быть?
– А кто знает, я, что ли, знаю, - проворчал Воронцов.
– Слушай, Софочка, ты помоложе, позови капитана да и остальных. Здесь всем миром решать надо, что делать.
– "Что делать", "что делать"!.. Вечный вопрос "что делать?" - снова заявила о себе Вера Дмитриевна.
– В милицию обращаться надо, вот что делать.
– Ну опять ты за свое. Тебе бы, Верка, все милиция да милиция, возразил Дым Дымыч.
– Говорю же, на их стороне иностранцы. Ничем здесь милиция не поможет.
– Почему же не поможет?
– раздался голос Реброва.
– В милицию сходить и поговорить обязательно надо.
Приход Реброва заметно приободрил собравшихся. Несмотря на то что он был в тренировочном костюме да и вид был слегка помятый, они в нем видели офицера. Героя России.
– Ну не знаю. Хотите - идите сами, - не сдавался Воронцов.
– Только это дело гиблое.
– И пойдем, - встала на защиту капитана Вера Дмитриевна.
– Я сама пойду. Насчет Лешки отговорили идти, так я сейчас пойду.
Воронцова не поддержал никто. Что бы там ни говорили о милиции, но защищать граждан - это их дело. Вот пусть свой долг и выполняют, раз звания да жалованье получают.
– Нет, Дмитрий, я тоже с тобой не согласен, - пожалуй, первый раз поддержал учительницу Крау-зе.
– В милицию обратиться надо. И мне кажется, именно тебе, Василий, следует в отделении появиться.
– Раз надо, так надо, - согласился Ребров и, увидев обиженное лицо учительницы, добавил: - Вот мы сейчас с вами. Вера Дмитриевна, милицию и посетим.
Слава богу, подумали жильцы, хоть что-то решили конкретно сделать. А то ор стоит, а толку ноль.
– А мы с тобой, сосед, давай к участковому сходим, - предложил Воронцову Семен Семеныч.
– Сколько лет не виделись, наверное, уже другого назначили.
– Тот же участковый у нас, - подсказала Галина Анатольевна.
– Я недавно в районной газете читала, что на нашем участке майор Орлов.