Особо опасная статья
Шрифт:
Не отвечая, Кряжин отступил, примерился и снова ударил ногой по двери. Она чуть скрипнула, но не поддалась ни на миллиметр.
– Помогай же мне, малыш! – обратился Кряжин к двухметровому охраннику, изумленному его выходкой, – тому, что постоянно стоял на площадке.
Он перевел взгляд на хозяев, но, ведомый новым призывом странного «важняка», прижал к груди выпирающую из-под отворота пиджака кобуру и с силой ударил в замок на дубовой двери.
Дверь была добротна и крепка. Первую ее створку пришлось бы рвать
Еще один удар – и замок, оставаясь на прежнем месте, чуть подался назад, демонстрируя ущерб – белесые нити трещин вдоль линии запора. Но все равно дверь обещала стоять насмерть.
– Вы окончательно спятили, Иван Дмитриевич! – почти визжала Ангелина Викторовна.
Четвертый удар охранника перед шестым ударом Кряжина решил исход противостояния. Створка тяжело отлетела в сторону, грозя на обратном пути зашибить всех, кто ринется в проем.
Охранник поймал ее в тот момент, когда следователь, выдергивая из-за пояса пистолет, бросился в квартиру. Все двери ее были заперты или прикрыты.
Кухня площадью метров двадцать… Пустая коробка из-под бананов с надписью «Ecuador», сковорода на плите с тремя застывшими в белом жире сосисками, окно, залепленное снаружи газетой. «Черт! – взревел мозг следователя. – Я думал, что это зал!!»
Телохранитель стоял у входа и не понимал, что ему нужно делать в квартире соседей.
– Ломай все двери, мать твою! – взревел на этот раз голос следователя, и охранник, перепугавшись этого голоса больше, чем последствий погрома, ткнул ногой в первую попавшуюся ему на пути дверь.
Спальня… В ней мог бы уместиться бассейн. Но умещались лишь два потертых табурета, старая кровать с матрасом без простыни и обшарпанная тумбочка с набором журналов.
Кайнаковы стояли на пороге и с ужасом смотрели на происходящее в квартире. А Кряжин стал портить мнение о себе еще увереннее. Подскочив к угольному магнату, он схватил его за худую шею и толкнул в направлении коридора, ведущего в глубь квартиры. Кайнаков понял, что он должен делать. Эта квартира – точная копия его жилья, но только в зеркальном отображении. И президент быстро двинулся по коридору, указывая на двери пальцем.
– Это комната для костюмов!
«Для костюмов!..» – пронеслось в голове следователя, когда он, выбив на ходу дверь, окинул пустое пространство площадью метров в десять.
– Вторая спальная! – Удар, треск, эхо… Телевизор и маленький диванчик. Первые две вещи, которые в этой квартире были совершенно новыми. Пусто.
– Бильярдная!.. – Прижатая к косяку дверь отшатнулась с грохотом, потому что проверять, заперта она или нет, никто не собирался. Куча старых газет, ведро с обойным клеем, затянувшимся на поверхности матовой пленкой, пара кистей и две пары перчаток… Пусто!
«Игровая!..» – Треск (кому нужно запирать детские игрушки?!),
– Он здесь! – в пустой квартире крик охранника прозвучал, как окрик режиссера через рупор на съемочной площадке.
Кайнаков сел на пол… Кто здесь?.. Коля?! Или?..
Кряжин был скор. Необычайно подвижен для своих лет и телосложения. Он вмялся в проем двери плечом к плечу с охранником и увидел мальчика, сидящего на драном диване.
– Возьми его, – сказал советник, и это был единственный за семь дней совет, которому Кайнаков последовал, не раздумывая.
Прижав к груди сына так, что тот едва не задохнулся, он уселся вместе с ним на диван, не в силах куда-то идти.
– Проверь это бунгало! – приказал Кряжин охраннику, указывая на предпоследнюю дверь, а сам выбил дверь в последнее, знакомое по кайнаковской квартире помещение. Кабинет, где Альберт Артурович разместил свою богатую, но совершенно неприкасаемую библиотеку, собранную лишь для того, чтобы среди великолепия ее переплетов выкуривать с коллегами сигару и размышлять о вечном, ссылаясь на авторов так и не раскрытых книг.
Завсегдатай киоска по продаже жареных сосисок – молодой светловолосый человек – стоял на подоконнике, чуть склонив под потолком голову. Он был все тот же – светлобровый, с невидимыми ресницами и ямочкой на подбородке. Разница заключалась лишь в том, что сейчас он не жевал банан, а тогда за его спиной отсутствовал маленький спортивный парашют.
Окно было распахнуто настежь; в комнату врывались далекие звуки живущей по своим привычным правилам Москвы, и вряд ли кто-то сейчас готовил видеокамеру для того, чтобы запечатлеть на пленку очередное проявление «русского экстрима».
Светловолосый слегка улыбнулся, выдернул из парашюта на спине стабилизатор. Шаг к бездне – он взялся свободной рукой за верхний оконный выступ. Кряжин засек это движение и, не раздумывая, вскинул пистолет…
Двадцать четыре этажа, из которых двадцать три – по три метра, а нижний, технический, – пять. Итого – семьдесят четыре метра до набережной, где в ожидании хозяина уже неделю стоит черный «Мерседес-купе», цифры на спидометре которого заканчиваются двумя двойками и нулем. Иди, догони…
И в тот момент, когда Кряжин нажимал на спуск, светловолосый экстремал оттолкнулся от подоконника. Ему очень хотелось видеть при этом глаза следователя, остающегося там, наверху, но вместо этого увидел то, из-за чего прямо сейчас отдал бы все, лишь бы вернуть назад те три секунды, когда он еще стоял на широком выступе окна.
Пуля из «макарова» следователя перебила стопор фала стабилизирующего парашюта, и теперь парашют за спиной, отстрелив внутрь комнаты купол со стропами, представлялся в виде клубка ядовитых змей, одновременно укусивших прыгуна.