Особо опасны при задержании

Мишаткин Юрий Иванович

— А как же? — вопросом на вопрос ответил Трофимов.

«Повезло, что партийцев всего трое. Разделаться с такой партгруппой, где один к тому же калека, будет легко. Надо только решить, как их убрать без свидетелей», — подумал Саид и сказал:

— Угощайте, признаюсь — надоел сухой паек.

8

Мать плакала, не в силах унять слезы. Это были слезы радости, которых не стоило стыдиться, но Федор срывающимся голосом просил:

— Не надо… Вернулся я… — Он сидел на лавке рядом с матерью, обнимал ее за плечи и повторял: — Успокойся. Все хорошо… Думал, не застану…

Старушка прятала мокрое лицо на груди сына, и плечи ее мелко дрожали.

— Живой

я, живой и здоровый, — продолжал успокаивать Федор.

— Поседел-то как, — сквозь всхлипы сказала старушка.

— Не без того. Мне ж давно не двадцать пять, каким помнишь. Еще чуток — и полвека стукнет.

— Уж не чаяла… Порой не спится по ночам, и ну вспоминать, как рос ты, каким был… Да вот беда — забывать стала лицо. Была бы карточка — вспомнила. Люди вокруг твердят: «Не мучай себя понапрасну». Ктой-то недобрый слух пустил, будто убитым тебя видели, только мне сердце подсказывало, что жив… — несвязно говорила мать, продолжая размазывать по лицу слезы. — Невесть что люди болтали. Это опосля того, как ты из хутора ушел.

На губах Федора дрожала улыбка. Он не перебивал мать, хотя его подмывало спросить о брате, об Иване, Ванятке. Ведь родных ему по крови людей он оставил в Венцах мать да брата. Мать — вот она, рядом, жива-здорова. А что с братом? Иль пострадал за старшего? В то же время было страшно задавать вопрос об Иване. Он мог вызвать у матери новые слезы, теперь уже слезы горя, невозвратимой утраты.

— Да чего же это я-то? — вдруг всплеснула руками мать и шагнула к печи. — С дороги голодный, а я разболталась!

— Так все годы и жила в этом доме? — спросил Федор.

— А куда ехать-то было? Думку имела: ежели ты возвернуться удумаешь, я тут.

Резво для своих лет старушка заметалась по комнате, накрывая на стол. А Федор продолжал смотреть на мать, следить за ее хлопотами и думал, что прежде неласковая к нему судьба нынче щедро наградила за все пережитое, позволив вновь увидеть мать, посидеть в стенах родного дома.

На столе появилась тарелка с квашеной капустой, соленые огурцы, горка блинов, холодная гусятина, но старушка продолжала заставлять стол.

— А за отца пенсия идет. Кажный месяц исправно. Спасибо за это хуторянам, кто с ним в одном полку воевал. Бумагу составили про то, что Камынин в красных казаках состоял, за Советскую власть голову сложил, и мне, значит, пенсия вышла.

Это было для Федора новостью. Он, понятно, знал, что отец — полный Георгиевский кавалер, был послан в марте восемнадцатого года в составе батальона Донского Совнаркома для подавления контрреволюционного мятежа белоповстанческих отрядов полковника Мамонтова (чин генерала тот получил позднее) и погиб при штурме Верхне-Чирской станицы. О борьбе отца на стороне большевиков, о его гибели за установление на Дону власти Советов Федор Камынин никому не рассказывал, мало того — он молил бога, чтобы это не стало кому-либо известно за рубежом. Но, чтобы мать не терпела лишений за сына-эмигранта и получала за мужа пенсию, — об этом Федор даже не думал.

«Вот отчего не сослана мать, почему в достатке свой век доживает, — понял Федор. — Про мое бегство из Крыма в Константинополь и зарубежную деятельность сюда слух не дошел — все посчитали сгинувшим в круговерти гражданской войны. А отец — ишь ты! — вроде героя для всех стал!»

Он забыл о предосторожности и с какой целью прибыл на родину, настолько спокойно чувствовал себя рядом с матерью. И без всякого подвоха, просто из любопытства, спросил, кивнув на портрет в раме:

— А это кого повесила? Кто ж у тебя такое уважение заслужил?

— Господи! — охнула мать и, опустившись на стул, обхватила ладонями лицо: — Не признал? Аль не похож он на портрете? А по мне как вылитый, только больно серьезный. В жизни смешливый, какой и маленьким был. Приезжал на побывку, так за ним хуторские девчата чуть ли не табуном ходили. Как же, в Венцах лучше жениха

не сыскать: тридцати еще нет, а уж до командира дослужился, награды имеет.

— Кто это? — перебил Федор, не отрываясь от портрета.

— Да Ваня это наш! Сколько ты брата годков не видел? Оно и понятно, что не признал. Вишь, как вымахал? Весь в покойного отца, и ростом, и обличьем, и храбростью. Прежде в Монголии службу нес, там и орденом его наградили — это когда с японцами война шла. Потом из-под Киева писал. Что ни неделя — письмо. А нонче молчит. Видно, сильно занят, не до писем…

Федор шагнул к портрету, пристальней всматриваясь в него, но в чертах военного не отыскал ничего, что бы напомнило веснушчатого, с оттопыренными ушами и вечно мокрым носом мальчишку, каким Федор помнил брата.

— Вот уж рад-то будет Ваня, когда отпишу ему, что ты живой объявился! Да еще, что в почете и тоже до командира дослужился. — Мать обвела взглядом накрытый стол и посмотрела на старшего сына. — Отчего весточек о себе не слал?

— Не мог, — глухо ответил Федор и проглотил подступивший к горлу комок. — Нельзя было.

Ответ был уклончивым, ничего не объясняющим. Но старушка не стала выспрашивать. Переполненная радостью, она смотрела на три зеленые фронтовые шпалы в петлицах старшего сына, затем поспешно кивнула, дескать, «я понятливая, военным про свою службу болтать не положено», и продолжала рассказывать о меньшом. Только помрачневший Камынин не слушал мать…

Дополнительно передаем данные Главного управления контрразведки НКВД № 6844 от 13.4.42 г. по розыску заброшенной на территорию Сталинградской области группы противника:

Камынин Федор Петрович , 1896 года рождения, русский из казаков. До 1917 года подпрапорщик 2-го лейб-гусарского Павлоградского императорского полка. Награжден Георгиевскими крестами 2-х степеней. Служил есаулом в «дикой дивизии» А. Шкуро. Есть вероятность, что родился в местах, куда был произведен заброс.

За границу эмигрировал в 1920 году. Был членом РОВСа и Российской фашистской партии (РФП). До июня 1941 года дважды проникал на территорию СССР. Учился в немецкой школе разведки абвера. Настроен яро антисоветски. В совершенстве владеет любым оружием, приемами защиты и нападения. При задержании представляет особую опасность.

Экипирован в форму батальонного комиссара Красной Армии.

Словесный портрет и особые приметы : рост средний, лицо узкое, лоб прямой, нос с горбинкой, глаза карие, волосы темные с проседью. Говорит с выраженным казачьим акцентом. Ноги по-кавалерийски кривоваты, глаза щурит, при разговоре подкашливает…

9

Усталости от бессонной ночи, как ни странно, Магура не чувствовал, хотя рано утром пришлось выдержать болтанку на «У-2» при полете из Сталинграда, а в станице сразу же выехать с бойцами истребительного отряда на место приземления вражеских десантников.

— Продолжим, товарищи.

Перед майором госбезопасности Николаем Степановичем Магурой, под приколотыми на стене плакатами: «Дезертир, трус и паникер — враги советского народа» и «Бдительный на войне — силен втройне» — на узком диванчике разместились командир истребительного отряда, [5] начальник райотделения УНКВД и сержант госбезопасности.

5

Истребительный отряд («ястребки») состоял из партийных и комсомольских активистов, приданных в помощь местным органам НКВД.