Особое обстоятельство
Шрифт:
Заслышав его имя, я все-таки отложила книгу и вздохнула:
— Ну чего тебе от меня надо? Тимуру по барабану, как я тут живу.
— Он спрашивал о тебе, — Макс сделал ход конем, а я задохнулась от собственных эмоций. Это был подлый шаг, и мой собеседник прекрасно понимал, что делает. Я прижала к щекам ладони, ощущая как горит кожа. Образы, связанные с Байсаровым, замелькали перед глазами, и я зажмурилась.
— Что именно? — поняв, что Макс не собирается продолжать, спросила я.
—
— Чтобы удушить меня собственными руками? — криво улыбнулась я.
— В общем-то, я мог и не говорить об этом, — протянул мужчина, — но он ждет тебя.
— Когда мы увидимся, это будет первый день после моей смерти.
— Брось. Все давно забыто. Кайгородов парень гордый, и сюда, в отличии от меня, не прилетит. А вот я…
— Много болтаешь, — перебила я, поднимаясь и засовывая книгу в рюкзак. — Как там мой пес?
— Что ему сделается?
— С кем ты его оставил? С братом? Или он тут?
Отвечать Макс не стал, театрально спустив очки со лба на глаза:
— Конверт возьми, — он протянул мне прямоугольник из плотной бумаги, а я сочла нужным еще раз добавить:
— Я не работаю на тебя, — на что он добавил:
— И слава богу. Кстати, помнишь историю про стринги? Я могу в очередной раз подкинуть ему трусики, чтобы напомнить о тебе.
— Иди нахрен, — беззлобно хмыкнула я, вспоминая, как давно это было — словно в другой жизни.
— Ты знаешь, что это он выкупил твою свободу у Бро?
Я замерла, не веря своим ушам, но Макс, махнув рукой, крикнул громко:
— Адьос! — а я все стояла, забыв как дышать. Когда он отошел на приличное расстояние, я все же заглянула в конверт. Билет на мое имя с открытой датой до города, в котором жили Коган и Кайгородов, а еще русский паспорт на тоже дурацкое имя, с которым я жила. Я аккуратно убрала конверт, засовывая между страниц в книгу, и отправляясь домой.
— Ни за что и никогда! — произнесла громко, убеждая себя, но ясно было одно: меня тянет на родину.
Россия встретила проливным ливнем и холодным ветром. Я куталась в тонкую куртку, отвыкнув от холода, и жалела, что хоть и родилась возле моря, но явно не того, которого бы хотелось.
Этот город внезапно стал казаться таким знакомым, словно я возвращалась в родные места. Проезжая на такси по улицам, узнаю их названия, магазины, переулки. Все кажется таким же, как раньше, и в тоже время другим.
В номере отеля я включила горячий душ на максимум, согреваясь, хотя пальцы дрожали вовсе не от холода, а от нервов. Через час я уже была готова к первой встрече, и погода за это время наладилась, уступая место бледному солнечному свету, играющему в лужах на асфальте.
Матвей
— Могу я Вам чем-то помочь?
— Матвей Андреевич на месте?
— Пойдемте, я провожу Вас.
Мы прошли мимо картин, в которых я узнала знакомые работы с прошлой выставки, но новых было гораздо больше. Цвета на них стали темнее, насыщеннее, выражая перемены, произошедшие в жизни Когана.
Художник сидел за ноутбуком, быстро щелкая по клавиатуре, в небольшой светлой комнате. Я вошла туда следом за его администратором, и улыбнулась, когда художник оторвал голову от монитора.
— Тина? — удивление быстро сменилось радостью, и он поднялся, чтобы обнять меня.
— Привет, — я прижалась к Когану, замирая так на мгновение, да и он не торопился выпускать меня из своих объятий. Смутившись, девушка в синем быстро покинула нас, цокая каблуками по ламинату.
— Какими судьбами?
— Соскучилась, — призналась честно, прислоняясь к подоконнику. Коган выглядел вполне здоровым, и судя по тому, что картин прибавилось, проблем после переломов у него не было. — Как твое здоровье?
— Твоими стараниями, — улыбнулся он, показывая, как сжимает и разжимает пальцы.
Мы разговаривали полчаса, не меньше, но вскоре паузы начали становиться все больше, а некоторые темы пошли уже по второму разу.
— Мне пора, — решив первой закончить беседу, я поднялась, — проводишь?
— Конечно, — с легким кивком Матвей открыл дверь передо мной, — и пока не забыл, у меня есть для тебя сюрприз.
— Сюрприз? — переспросила я удивленно.
— Я восстановил ту картину, которую ты купила. Пойдем, — мы свернули в еще одну комнату, судя по всему, мастерскую. Здесь пахло красками, а на мольберте лежало несколько недописанных холстов. Замерев на секунду, Коган решительно шагнул к полотну, разворачивая его ко мне. Картину он и вправду восстановил, и на мой взгляд, она стала даже лучше, чем была.
— Супер! Я смогу забрать ее? — хлопнув в ладоши, я повернулась к художнику.
— Да, но есть еще одна, — и он достал вторую, чуть поменьше, а я присвистнула, разглядывая ее. На ней была изображена девушка с длинными темными волосами, прикрывающая грудь букетом розовых пионов. Из одежды на ней была только белая юбка, спущенная низко на бедра. И хоть он рисовал по памяти, мой портрет получился идеальным.
— Матвей, — протянула я, не находя слов, зачем?
— Сначала, чтобы не забыть, как ты выглядишь. А теперь — подарить тебе.