Особое задание
Шрифт:
Прошло полчаса, но никто не приходил. В углу у окна, вздыхая, ворочался пожилой рябоватый человек.
Пружинная кровать под ним скрипела. Рыжий сержант резке приподнялся на локте и, осатанело вращая глазами, рявкнул:
– Какого черта! Прекратишь ты или нет свою возню!..
Остальные молчали. Сержант улегся, но тут же снова поднял голову и недовольно пробормотал:
– Душно у нас... Окно, что ль, открыть...
Алексей не мог уснуть. А когда ему показалось, что он задремал, его разбудил шорох. Алексей открыл глаза и с трудом различил в темноте
10. ПРИЗНАНИЕ
Первые дни оккупации Борис отсиживался дома.
Но когда появился приказ комендатуры, обязывающий всех жителей города возобновить работу, он пришел в парикмахерскую. Его коллега - лысенький старичок был уже там. Борис твердил себе, что нужно взять себя в руки, успокоиться, что в конце концов вряд ли гитлеровцы обратят внимание на какого-то брадобрея из захудалой мастерской и вряд ли их заинтересует его прошлое. Он убеждал себя в том, что в городе уже не осталось людей, которые знали его прошлое, и только это его утешало. Он брил редких посетителей, по большей части немецких солдат. Сначала побаивался их, а потом попривык и старался держаться со своими клиентами приветливо, услужливо, но сдержанно. Домой возвращался глухими переулками, избегая случайных встреч со знакомыми. Но все-таки неизбежное произошло. В тот вечер он спокойно закрыл парикмахерскую и направился к дому обычным путем по малолюдной Сенной улице. Не успел Борис пройти и квартала, как около него скрипнул тормозами крытый грузовик.
– Крюков!
– окликнули его.
– Да, - еле слышно выдавил Борис. И, прежде чем он успел что-либо понять и рассмотреть окруживших его людей в немецкой форме, Крюкова швырнули в кузов машины.
Когда четверть часа спустя его ввели в кабинет главного следователя, он увидел за столом сухопарого немолодого немца в черном мундире.
Крюков не знал точно, кто этот насмешливо улыбающийся офицер с белесыми волосами и узким переносьем. Он лишь догадывался: перед ним важный начальник.
– Ваша профессия?
– через переводчика спросил Штроп.
– Парикмахер, - еле слышно ответил Крюков.
– А другая?
– Другая?
– Да, та, ради которой вас оставило в городе ваше партийное начальство?
"Неужели он все знает?
– пронеслось в голове у Крюкова.
– Но откуда?"
– Меня никто не оставлял... Я сам...
– Это правда?
– Штроп впился взглядом в бледное лицо Крюкова.
– Да, абсолютная правда. Честное слово, - произнес Борис, как показалось ему, вполне искренне.
Офицер нажал кнопку звонка и сделал какой-то знак вошедшему адъютанту. Кто еще вошел в кабинет, Крюков не видел, поскольку сидел спиной к двери, а оглянуться не решался. Вдруг сильный удар в ухо свалил его вместе со стулом. Потом его били чем-то гибким и твердым. Он закрывал голову руками до тех пор, пока не потерял сознание.
Когда Крюков пришел в себя, лицо его, рубашка были мокрыми. Струйки холодной воды стекали за спину.
Бориса начал трясти озноб. Чьи-то руки
– Вот что, Крюков, - словно откуда-то издалека донесся до него голос переводчика, - мы знаем о вас все. Слышите? Все1
Это было не совсем так. Штроп не знал о Крюкове ничего, кроме того, что он коммунист. Отдавая приказ об аресте, Штроп не очень-то надеялся на успех допроса. Но едва главный следователь увидел, как перепуган арестованный, сразу понял, что перед ним "нестойкий человеческий материал", И вызвал своего сотрудника по кличке Клещ - громадного эсэсовца с огромными кулачищами, один вид которого действовал на подследственных устрашающе. Штроп считал себя недурным психологом.
Крюков молчал, по-прежнему лязгая зубами.
– Ну? Будете говорить?
Крюков молчал. Штроп усмехнулся.
– Понятно. Хотите разыграть из себя жертву? Зря, зря стараетесь, Крюков. Никому не нужна ваша жертва. Вас ждет виселица, Крюков... Если вы, конечно, будете упорствовать. Подумайте хорошенько, у вас есть еще время спасти свою жизнь. Для этого вам нужно только честно во всем признаться.
"Как поступить?
– лихорадочно думал Крюков.
– Надо было в горкоме сразу настойчиво отказаться.
Ведь я не гожусь в подпольщики".
– Итак, я жду, - резко проговорил Штроп и, видя, что Крюков молчит, снова дал знак Клещу.
Борис вскочил со стула.
– Нет, нет, не надо!- закричал он, закрывая лицо.
– Это почему же?
– с издевкой полюбопытствовал Штроп.
– Может, вы образумились?..
"Все это бесполезно, - проносилось в голове у Крюкова, - все бессмысленно. Они же все знают, а сила за ними".
– И вслух произнес:
– Да, да... Я скажу. Я все скажу, как есть.
– Очень хорошо.
– Штроп удовлетворенно откинулся на спинку стула.
– Так с какой целью вас оставили в городе?
– Ко мне должен прийти кто-то из подполья.
Кто - не знаю. Подпольщики готовят склад продовольствия и оружия.
– Склад оружия? И вы знаете, где этот склад?
– Еще нет. Этот человек мне и скажет.
Штроп переглянулся с Клещом.
– Кого вы' знаете еще из оставленных в городе?
– Никого. Я никого не знаю...
– Лжете, Крюков! Вы должны назвать...
– Я не...
Штроп сделал знак Клещу.
Избитого Крюкова отнесли в камеру.
Крюков лгал. Он знал имена трех подпольщиков, которые готовили склад в лесу. Их он встречал в городе еще до оккупации, как только поступил на работу в парикмахерскую. Он знал даже адрес одного из них - завхоза горисполкома. Однако при немцах Крюков не встречал никого из них и с ужасом ждал, что кто-нибудь из них наведается к нему и поручит ему какое-нибудь дело. На первом допросе Борис не решился назвать знакомые имена, понимая, что если он проговорится, то подпольщиков ждет смерть.