Особое задание
Шрифт:
— Верно, верно, товарищ начальник штаба. Гады они настоящие! Вот, гляньте, какими сигаретами одаривали, — подтвердил третий парень и поднес к лицу Скоршинина лежавшие на ладони сигаретки. Скоршинин сморщился, хотел было брезгливо отвернуться, но передумал и, наклонившись, стал разглядывать на сигаретах немецкие фирменные марки. А Катышков не унимался…
— Во, мать честная, видали?! Вот вам и «толком», — с укором произнес он. — Хороши десантники, нечего сказать… Один там у них, должно быть, главный, старый фашистский черт, с трубкой, в белой рубашечке с подтяжечками да в лаковых бутылочкой сапогах… Живот у него во-о-о, буржуйский,
Раннее утро застало десантников за работой. Уже сняли парашют, свернули антенны, уложили остатки багажа. Чтобы не помять отутюженную одежду, надели ее на себя и уже были готовы тронуться в путь, когда с поста прибежал Ганс Хеслер и, едва переводя дыхание, сообщил, что по просеке движется колонна вооруженных людей. Кто они, эти люди — оккупанты или полицейские, — постовой не мог разглядеть. Да это и не имело значения. Принять бой — даже в случае самого благоприятного его исхода — означало выдать свое присутствие и тем самым надолго оттянуть, а то и вовсе сорвать выполнение возложенных на десантников задач. И девять одетых в немецкую форму человек, сгибаясь под тяжестью набитых до отказа рюкзаков, поспешно двинулись в противоположную сторону.
Но не успели десантники сделать и сотни шагов, как заметили, что их догоняют и обходят с обеих сторон. Ничего не оставалось, как пробиваться с боем. Но что это? На шапках подступавших к ним людей десантники увидели красные партизанские ленточки. А по мере приближения наступавших Ильин и Серебряков узнали некоторых партизан, радушно принимавших их вчера в своем лагере. Наконец исчезли всякие сомнения, Ильин и Серебряков поднялись во весь рост и закричали:
— Слушайте, товарищи, это мы… свои!..
Однако их слова не возымели никакого действия. Наступающие продолжали молча перебегать, прячась за стволами деревьев и все плотнее окружая группу. Наконец раздался повелительный окрик:
— Хенде хох!
Ильин взглянул в ту сторону, откуда раздался голос, и увидел боязливо высовывающегося из-за дерева Скоршинина.
— Бросай оружие к чертовой матери, не то как чесанем! — послышался голос Катышкова.
Ильин был уверен, что произошло какое-то недоразумение, что все выяснится и встанет на свое место и, чтобы избежать напрасных жертв, предложил товарищам бросить оружие. Парашютисты оказались в плену… у партизан! Скоршинин запретил партизанам вступать в какие-либо разговоры с пленными, а на вопрос Ильина — что все это означает, — коротко отрезал:
— Молчи, шкура!
Пленных десантников поместили в партизанской бане под усиленной охраной. Вскоре начались допросы. Собственно, допрашивали только русских, так как никто из партизан не владел немецким языком.
«Следствие» Скоршинин начал с Серебрякова. И когда конвойные выводили его из штабной землянки, Ильин увидел на лице врача синяки. В ходе допроса Ильин, не стесняясь в выражениях, предупредил Скоршинина, что он ответит за самоуправство и рукоприкладство. Это окончательно взбесило начальника штаба.
— Ах ты, сволочь! Угрожать вздумал? На… — он с размаху ударил Ильина по лицу и занес руку, чтобы ударить еще. Но один из охранявших Ильина партизан заслонил его собою. Разъяренный усач приказал партизану выйти из землянки, но все же стал сдержанней.
На настойчивую
— Сукин сын! Канючишь? Запутать хочешь? Сознавайся, гад, какое задание получили от гестапо?
Этот щупленький, страдавший болезненным самомнением, но недалекий человек обладал непомерной фантазией. Она порождалась тщательно скрываемым чувством страха. Во всей истории с десантниками ему мерещились какие-то дьявольские хитросплетения гестапо. Ему чудилось, будто гитлеровцы уже протянули свои щупальца к партизанскому отряду, к его штабу и лично к нему, Скоршинину. Он вспомнил, что накануне во время обеда Ильин предложил командиру отряда, комиссару и начальнику штаба встретиться с десантниками где-либо поблизости от их расположения, но только не в партизанском лагере.
— Все ясно! Хотели взять живьем командование отряда? Так что ли? — твердил Скоршинин и размахивал маузером перед самым носом Ильина, которого охраняли дюжие партизаны, вооруженные автоматами, отобранными у десантников.
— Погоди! Ты у меня заговоришь! И не таких мы видывали! — с перекосившимся лицом цедил он сквозь зубы. — Да я и сам могу сказать тебе, кто ты такой, — и усач достал отобранные у десантников удостоверения, среди которых был документ Ильина (разумеется, на другую фамилию), но фотография не оставляла сомнений в том, что документ принадлежит ему. На документе отчетливо была тиснута печать Главного имперского управления безопасности. С яростью Скоршинин тыкал в нее пальцем и злобно приговаривал:
— Вот откуда ты приполз, гад! Вот…
Он дотошно перебирал все предметы экипировки десантников и каждый раз ядовито вопрошал:
— Немецкий шоколад — тоже из Москвы? А?
— И деньги гитлеровские в Москве раздобыли?!
— А пудру, одеколон для чего? Фашистов бить или кого подкупать?!
Попытки Ильина объяснить, что все эти вещи необходимы для выполнения задания командования, наталкивались на глухое и в создавшейся обстановке естественное недоверие:
— А чем докажете?
— Запросите Москву — и все станет ясно! — твердел Ильин.
— А может, Берлин запросить? Гиммлера?
Лишь на рассвете, когда уже сам Скоршинин изнемогал от усталости, допрос был прерван и конвойные доставили десантников в баню. Товарищи ждали их с нетерпением. Они ужаснулись, узнав, что их принимают за гитлеровцев, а русских считают предателями и почему-то слушать не хотят, когда им предлагают запросить Москву. Долго обсуждали десантники создавшееся положение, но так ничего и не придумали. Приходилось ждать возвращения в лагерь командира или комиссара отряда в надежде на то, что они сумеют разобраться.
Утром партизаны принесли пленникам ведро с варевом и сухари. И тут Рихарда вдруг осенило. Он предложил объявить в знак протеста голодовку.
— Это испытанный метод борьбы коммунистов, — сказал он. — Фашисты на такой акт не способны, и партизаны поймут это!
Но Скоршинин истолковал это по-своему.
— Хитрят, сукины сыны! Прикидываются бывалыми революционерами…
В Москве беспокоились. Рации десантников, словно по команде, прекратили выход в эфир. Что случилось? Неужели все погибли или угодили в лапы противника? Не может же быть, чтобы сразу испортились все рации… Ведь некоторые должны уже отправляться на задание. А путь к месту назначения — не короткий и не легкий!..