Особый отдел и око дьявола
Шрифт:
– Это хорошо или плохо?
– Зависит от ситуации. Но в общем-то это отличительный признак варварских народов, слабо затронутых цивилизацией.
– Спасибо за комплимент, хотя ты и не оригинальна. Гунном меня успела обозвать покойная Изольда Марковна… Передай Ване, чтобы соблюдал осторожность. Ведь в видениях фигурирует и он – багряный призрак-коротышка.
– Соблюдать осторожность нужно нам всем… Уж если раздразнил зверя, будь готов к тому, что он на тебя бросится.
– В этой скверной истории есть один положительный момент. Нам можно не опасаться отравлений,
– Полагаешь, что чаша сия не минует нас?
– Надейся на лучшее, но готовься к худшему. Так, кажется, говорил Соломон.
– По-моему, он говорил несколько иначе: «Дабы злой умысел не застал тебя врасплох, всегда держи под рукой отточенную секиру». Ну всё, будем прощаться.
– До завтра. Если почуешь хоть намёк на опасность, немедленно радируй.
Утро ознаменовалось тем, что Парамоновна сунула ещё не до конца проснувшемуся Цимбаларю листок тетрадной бумаги, сложенный треугольником.
– Вот, под дверью нашла, – сообщила она. – Наверное, какая-нибудь сударушка послание подбросила.
– Нынешние сударушки посланий не пишут, а норовят сразу в постель шмыгнуть, – буркнул Цимбаларь, осторожно разворачивая треугольник (яда или, скажем, взрывного устройства он, разумеется, не опасался, но не хотел оставлять на бумаге лишних следов).
Текст, напечатанный на допотопной пишущей машинке, о чём свидетельствовали неотчётливые, кривые буквы странной конфигурации, состоял всего из трёх строчек. «Ребята, вы заигрались. Сами себе могилу роете. Не надо так больше рисковать, если, конечно, хотите остаться в живых».
Обратный адрес и подпись отсутствовали, но Цимбаларь и не надеялся найти их. Насколько он мог судить, сам текст был составлен грамотно, без орфографических и синтаксических ошибок. Если бумага и имела прежде какой-то специфический запах вроде дорогих духов, ладана или сыра «Рокфор», то на морозе он успел выветриться.
– Парамоновна! – позвал Цимбаларь. – Ты в молодости письма на фронт писала?
– А как же, – ответила старуха. – И батюшке, и брательникам, и племяшам. Чай, одна в доме грамотная была.
– Ты их треугольником складывала?
– Конечно. Конвертов в ту пору неоткуда было взять.
– Посмотри, правильно ли сложено это письмо? Только руками зря не лапай.
– Какое там! – сказала она, едва только глянув на бумажный треугольник. – Так ребятня самолётики складывает. Баловство одно.
Позавтракав парным молоком с ржаным хлебом, Цимбаларь покинул избу и словно в ледяную купель окунулся – в чёрную ледяную купель. От холода заняло дух. Ноздри слипались, на ресницах намерзал иней.
Время даже по деревенским меркам было раннее, но Вальку Дерунову, пока что поселившуюся у родственников, он дома не застал. Оказалось, что она уже успела посетить сыроварню, где от лица местных
Обменявшись с участковым крепким мужским рукопожатием, Валька сказала:
– Кто старое помянет, тому глаз вон. Верно? Можешь теперь полагаться на меня, как на каменную стену. А надо будет, – она игриво подмигнула, – и на мягкую подстилку сгожусь. Вместе мы здесь порядок наведём.
– Буду весьма рад сотрудничать со столь энергичной и обворожительной особой, – Цимбаларь ответил любезностью на любезность. – Как раз и вопросик к тебе имеется. Сколько пишущих машинок в деревне?
– Три штуки. В конторе, в сыроварне, в клубе.
– Меня интересует очень старая, механического типа, со сбитыми литерами.
– Это в конторе. Ей, наверное, уже лет пятьдесят, если не больше. «Рейнметалл» называется. Уж и не помню, когда на ней в последний раз печатали.
– А как бы на неё взглянуть?
– Ничего нет проще, – Валька подхватила его под руку. – Пошли.
Взойдя на крыльцо конторы, не топленной, наверное, ещё с осени и потому, в отличие от соседних хат, глядевшей на улицу чистыми, незамёрзшими окнами, она не полезла за ключом в карман, как того следовало ожидать, а достала его из-за дверного наличника.
– Ключ всегда здесь хранится? – поинтересовался Цимбаларь.
– Сколько я помню – всегда. Кроме переходящего Красного знамени и почётных грамот, красть там нечего.
Забирая ключ, Цимбаларь со всей доступной ему вежливостью сказал:
– Спасибо за содействие. Ты мне, в общем-то, больше не нужна. Сам как-нибудь разберусь.
Пройдя тёмные сени и толчком отворив вторую дверь, он включил свет. За последние годы в бывшей колхозной конторе мало что изменилось. На стене – портрет Калинина, похожего на добренького бога Саваофа, забывшего нацепить свой нимб. В углу – свёрнутое знамя, под воздействием пыли превратившееся из красного в бурое. На столе – пишущая машинка, при виде которой возникали те же самые ассоциации, что и при знакомстве с фонографом Эдисона. На подоконнике три пустых стакана, ржавая консервная банка, полная окурков, и россыпи мышиного помёта.
Заложив в каретку заранее заготовленный лист бумаги, Цимбаларь настучал несколько случайно пришедших на память слов. Их графика имела те же самые отличительные признаки, что и текст подмётного письма.
Затем он по рации связался с Людочкой.
– Доброе утро. Ты уже встала?
– Ещё только собираюсь, – сонным голосом ответила девушка.
– Тогда извини за беспокойство. Дело, понимаешь ли, неотложное. Ночью мне сунули под дверь анонимное письмо.
– С угрозами?
– Нет, скорее с вежливым предупреждением. Похоже, что его автор находится в курсе некоторых наших проблем. Короче, с этим человеком не мешало бы познакомиться поближе. Пишущую машинку, на которой напечатано письмо, я уже нашёл. Она находится в бывшей колхозной конторе. Подойди сюда, если, конечно, не западло. Только не забудь захватить следственный чемоданчик.