Остаемся зимовать
Шрифт:
Таддеус
Я открыл дверь в дом Февраля и увидел девушку с длинными черными волосами, сидящую за столом. Она улыбнулась и сказала, пожалуйста, заходи и присядь. Я отказался. Я спросил, где Февраль. Она ответила, он ушел, чтобы собрать дров и ягод. Такой обстановки, как в этом доме, я никогда не видел. Казалось, лампы, и столы, и стулья попали сюда из другого мира. Я заметил огонь, горевший у стены, и стопки зачитанных книг, поднимающиеся до потолка.
Ты кто, спросил я.
Я его жена, ответила она.
Февраль
Сожалею. Нас тоже мучает всепоглощающая грусть. Мы тоже плачем чаще, чем смеемся.
Я стоял у входной двери, девушка поднялась и подошла ко мне. От нее пахло медом и дымком, и когда она приблизилась, перед глазами у меня замелькали образы кукурузных стеблей, и птиц, и заляпанных грязью саламандр. У меня закружилась голова. Я схватил ее за плечи, чтобы не упасть. Мое тело кипело в этой обжигающей жаре. Пот скатывался с меня, как свинец.
Что ты, что ты, Таддеус, сказала она, обнимая меня руками, которые напомнили мне о Селах. Не волнуйся о Феврале. Ты не можешь управлять Февралем.
Мои ноги стали ватными. Колени ударились о землю. Теперь мои руки обнимали ее талию. Мед и дымок, мед и дымок, мед и дымок…
Перед глазами все расплылось. Потом почернело.
Очнулся я весь в поту. Сидел на полу у входной двери, а девушка, от которой пахло медом и дымком, сидела за столом, что-то писала на пергаментной бумаге.
Ох, ты не должен видеть, как я это пишу. Притворись, что ты не видишь, как я это пишу.
Собравшись уходить, я услышал мужской голос и развернулся на сто восемьдесят градусов, но увидел только девушку, от которой пахло медом и дымком, машущую мне из-за стола. Выйдя из дома, я глубоко вздохнул, и мои легкие наполнил теплый воздух. Земля стала мягкой, в лужах ползали черви, птицы перелетали с ветки на ветку. Цветы пробивались вокруг дубов, на которых кормились белки. Совы оглушающе ухали, словно предупреждали: что-то здесь не так.
Ополченец номер два (потерявший птичью маску)
Таддеус шел к нам, махал руками и насвистывал. Человек в желтой птичьей маске, который стоял рядом со мной, заметил, что Таддеус был в рубашке с короткими рукавами, а брюки были завернуты до колен.
Тактика, используемая против Февраля, напомнил я ему.
Мы лишились подушечек пальцев на руках, а пальцы на ногах стали черными внутри сапог. Наши бороды были колючими ото льда, кожа шершавой, и красной, и холодной.
Он замерзнет до смерти, сказал кто-то из ополченцев.
Когда мы подошли к Таддеусу, он рассмеялся и крепко обнял каждого из нас, похлопал по спине, расцеловал в обе щеки. Его руки покрывали черные пятна — укусы Февраля, а кожа на ногах превратилась в лед. Когда он обнимал меня, его руки, казалось, весили тысячу фунтов.
Победа за нами, сказал он.
Ты убил Февраля, спросили мы.
Нет, ответил Таддеус. Но оглянитесь. Я не видел в этом необходимости. Я и так знал, что вокруг — деревья, гнущиеся под тяжестью снега, а над головой — серое небо.
Что такое, спросил Таддеус. Почему вы все так на меня смотрите.
Ополченец номер три (Лиловая птичья маска)
Таддеус говорил о весне, как будто она уже давно наступила. Мы видели снег и ощущали холодный воздух, ему же казалось, что поля зеленые, и рукой прикрывал глаза от яркого солнца.
Вот, я протянул Таддеусу пачку листков с деталями подготовленного детьми подземелья плана военных действий против Февраля.
Он прочитал каждую страничку. Сказал, что, если бы он знал о военном плане, составленном детьми подземелья, Февраль закончился бы на десятый день. Таддеус бросил бумаги в кучу снега.
Заканчивайте войну, сказал он.
Ополченцы переглядывались, пока я не подобрал листки и не попытался объяснить Таддеусу, что Февраль продолжается и последняя неделя выдалась самой худшей.
Полнейшая чепуха, ответил Таддеус. Мы должны вернуться в город и начать весеннюю жатву. Скажи детям подземелья, что им пора подниматься на поверхность и становиться обычными детьми.
Один ополченец что-то шепнул на ухо другому, они передавали эти слова друг другу, пока их не услышал и я. Надо идти к Профессору за помощью. Я кивнул. Мы кивнули. Таддеус смеялся.
Отчет Профессора о состоянии Таддеуса Лоу
Таддеус Лоу верит, что сейчас весна. Он несколько раз выходил из моего дома, чтобы собрать овощи, а потом прикидывался, будто готовит их на огне, на котором я обычно варил картофель. У меня рвется сердце, когда я вижу такое поведение Таддеуса, и вывод я могу сделать только один — это самый жестокий трюк Февраля.
Таддеус безудержно смеялся, когда я надел ящик света. Шлепнул меня по голове, сшиб со стула на пол.
Таддеус несколько раз спрашивал, почему я в свитере и шарфе.
Таддеус смеялся и качал головой всякий раз, когда я отвечал, что на дворе Февраль, и длится он почти девятьсот дней.
Таддеус не знает, кто я. Не отдает себе отчет, где находится.
Я уверен, он кем-то отравлен, или заколдован, или загипнотизирован. Мне тяжело даже писать об этом, потому что в этот самый момент Таддеус стоит под открытым небом без рубашки и говорит, что наслаждается теплом солнечного света. На самом деле за окном пурга.
Таддеус дважды спрашивал меня, остановлена ли война детей с Февралем, и я отвечал, что да, насколько мне известно, она прекратилась.
Я также рассказал ему о том, что по-новому сложил клочки пергамента, упавшие с неба, но он ушел в снегопад.
Бьянка
В том, что я не призрак, мне удалось убедить только детей подземелья. Когда я сказала им, что мое тело, найденное на берегу реки, не настоящее, они ответили, что уже все знают. Сказали, что им известны многие уловки Февраля.