Остальное - судьба
Шрифт:
— Так ты же сам, козлина, водилу замочил!
— Тахимбалда ачигин бабара! Утым бабара! Ычк, ычк!
— Сам ачигин!
— Заткнитесь, псы! Здание нам не надо. Нам крыша надо! Нам надо, чтоб на крыша никого!
— Не подойду я к этой лестнице! Мы так не договаривались! Мы договаривались, что они сами слезут!
— Поднимись, сколько сможешь, граната брось!
— А хренушки! Поехали назад. Доложим, что всё чисто. А тех, что на крыше, пусть с «вертушки» рассобачивают. Им даже проще будет. А мы и так уже Тахира потеряли! Пусть думают, что старики туда залезли, когда мы уехали. А до
— Куда, псы неверные?
Тут раздался звук выстрела, после чего залегла тягостная пауза…
— Келете торчак, усум егерен…
— Идиот, а что мы скажем про Тахира и этого… Волной смыло?
— Ты Зону знаешь, ты и выдумывай… Скажем, что их эти… зомби загрызли… Связи-то нет! Дополнительных инструкций нет! И нас нет!
Матадор утёр пот со лба:
— Везёт нам сегодня. Команда у Пекинеса под стать нам попалась…
— Настоящие-то бойцы все в Зоне орудуют, — сказал Киндер. — А тут явно набрали первых попавшихся. Иностранцы они, миротворцы они… Самодеятельность какая-то.
Матадор поднялся и поглядел вдоль крыши.
— Уезжают, — сказал он. — Два трупа нам оставляют, вот это нехорошо: жарко, собаки почуют, прибегут, а сегодня я даже с собаками воевать не желаю, добренький я…
— Собаки не проблема, — сказал Киндер. — Вертолёт проблема. Вот он нас облетит да шарахнет ракетой…
— Не шарахнет, — сказал Матадор. — Ему тут садиться, ему тут, вероятно, людей ждать… На нас же не написано, кто мы такие. Если ждём на крыше — значит это мы и есть…
— Не пролезет, — сказал Майский. — У них наверняка есть какой-то сигнал. Не три костра, конечно, но маячок какой-нибудь красненький… аварийный знак… Когда брали заложников в отеле «Рэдиссон-Дели», тоже на крыше вертолёт ждали, и знак был, фальшфайер…
— Не понимаю, — сказал Киндер. — Неужели у бандюков армейский вертолёт?
— Я, конечно, не эксперт, — сказал Майский, — но кое-какой опыт имеется. И литературу читал. Маленький будет вертолёт, не «демуазель» одноместная, конечно, а что-то вроде «ниссан-чоппер».
— Никогда не слышал, — сказал Матадор. — Тут военные-то летать побаиваются, а если ПДА не работают, то и вообще дураков нет вслепую лететь…
— Бесшумных «вертушек» ещё не придумали, — сказал Киндер. — Услышим — уйдём вниз. Если Большой такой умный, то сам их пусть и встречает. Подставил нас, как пацанов… Только где же они меняться-то будут, где выкуп передадут, где Белого отпустят?
— Видпустять воны, — вздохнул Мыло. — Може, вбилы вже катюги нашого андела…
— А вы ещё не поняли? — сказал Дэн Майский. — Не нужен им никакой выкуп. И вывозить бандюганов никто не будет. Автобусы до Польши — это же курам на смех! Поляки нынче всех выдают за милую душу, а таких с особым удовольствием… А нужен им…
Журналист замолчал; а может, и продолжал говорить Дэн Майский, только никто его уже не услышал, потому что повис в воздухе низкий рёв, заглушающий и поглощающий все прочие звуки. Ревело отовсюду — сверху, снизу, со всех сторон света. Жалким писком по сравнению с ним казалась теперь хитрая сирена для самых пугливых. Сталкеры повскакивали, забыв об осторожности, заткнули уши руками, начали раскачиваться, потому что содержался в этом чудовищном ревуне какой-то
Казалось, ревела сама Зона, внезапно осознавшая свою противоестественную сущность, свою искалеченность, ущербность, монструозность, мерзость, ублюдочность, изгойство, выключенность из нормальной жизни планеты, многолетнюю тоску, мрак, одиночество, обречённость и безнадежность…
Тысячу лет, не меньше, это продолжалось — и вдруг разом оборвалось…
Сталкеры начали понемногу приходить в себя.
— Тушканчик народывся, — сказал наконец Мыло, и все вымученно улыбнулись.
— На Выброс не похоже, — сказал бледный Матадор. — При Выбросе мы бы уже все того…
— Радар, — сказал Киндер. — Точно Радар. И звук этот нам только померещился…
— Вздор, — сказал Матадор. — Был бы Радар такой мощный, он уже бы нам выжег все мозги…
— Мне, кажется, точно выжег, — простонал Майский. — Потому что я что-то такое теперь слышу… Только понять не могу… Словно батальоны идут по брусчатке…
— Смотрите! — воскликнул Киндер и побежал к торцевой стороне крыши — не к той, где была пожарная лестница, а к противоположной, глядевшей в глубину Зоны.
Там, где недавно чернела полоска леса, стояла мутно-белая стена тумана, а из тумана двигались ровные цепи каких-то созданий.
— Грр, — враз хрипели тысячи глоток. — Грр. Грр.
Это и в самом деле походило на маршевую поступь.
— Собаки… — еле слышно сказал Мыло. — Псиной смердить…
Слепые собаки бежали, держа строй, и враз, как по команде, рычали:
— Грр. Грр. Грр.
— Так не бывает, — сказал Матадор. — Хоть в Зоне всё бывает, но именно так — никогда.
Строй — его никак нельзя было назвать стаей — неумолимо приближался к зданию.
В колонне шли тысячи собак — бельмастых, лишаястых, облезлых, голодных…
Сталкеры стояли вдоль торца крыши и передавали друг другу единственный бинокль.
— Не может быть в Зоне столько собак, — уговаривал себя Матадор. — Зона не прокормит. И строем они не ходят, они не такие умные, как военкеры… Хорошо, что мы на крыше, а вниз меня что-то не тянет… Как бы они сами к нам не полезли…
Ширина собачьего строя была метров сто, не меньше. Грр. Грр. Грр. Жррать. Жррать. Смеррть. Смеррть.
— То не собаки, — внезапно сказал Мыло. — То тильки одна собака, але её багато. То мара. Ось, побачь!
И протянул бинокль своему связчику.
Матадор взял бинокль и всмотрелся.
— Молодец, Мыло, — сказал он. — Это обман. Это кинотрюк. Психическая атака это, а не…
И точно — умноженные собаки не обегали здание, а шли сквозь него, как сквозь воду. Вернее, они и были водой. И всё прибывали, прибывали…
— А вон другие какие-то идут, — сказал Майский. — Совсем другие…
— Это псевдоплоти, — сказал Киндер.
— Точнее, одна псевдоплоть, — сказал Матадор. — Но теперь мы знаем, что всё это иллюзия, пугает нас Зона, хотя раньше никогда так не пугала…