Шрифт:
Совершенно секретно.
Комментарий для Петренко В.А.
Данные записи были обнаружены в квартире неизвестного мужчины, при котором не нашлось каких-либо документов. Также не были найдены друзья или родные этого человека. Исписанные тетради были конфискованы милицией и после тщательного изучения отправлены на рассмотрение в МВД. Совсем недавно я нашел эту информацию на запылённых полках архива и считаю их забытыми по преступной халатности. Дословная перепись представлена далее.
***
Если быть честным, я не писатель и не газетчик. Писать большие тексты не по мне, но я успел взять несколько уроков у моих образованных соседей, перед тем как обстоятельства
Начну повествование так же, как и начинают его многие авторы, которым крайне важно держать интригу читателя до конца текста. Что произошло в отдалённом, закрытом от посторонних глаз городе? Какая сила вынудила население сбежать оттуда и держать рот на замке? Важно рассказать об истории возникновения этого города, чтобы лучше понять обстоятельства, в пучине которых оказалось огромное количество судеб…
Леонидов был возведён, как можно было бы догадаться, в брежневскую эпоху в 1978 году. Причина была проста – поблизости возвели крупную атомную электростанцию, являвшейся даже больше знаменитой Чернобыльской АЭС. Тем не менее, сейчас о ней невозможно найти каких-либо сведений: станция была запечатана вместе с близлежайшим городом, а документация о ней попросту уничтожена. Если продолжать сравнение с Чернобылем, то следует сказать о размерах Леонидова – город превосходил Припять в размерах и населению, а его территорию рассекала небольшая река, благодаря чему он был разбит на два района: один, на левом берегу реки, примыкал к горам и был ближе к станции; второй, соответственно, наоборот. Именно жители правого берега по итогу и спаслись после апрельского ужаса, в том числе и я.
В Леонидове я жил с одиннадцати лет: моих родителей распределили работать именно на Леонидовскую АЭС в год её открытия. Город показался мне чересчур мрачным и неприятным, особенно по сравнению с моей малой родиной – деревенькой на севере Новосибирской области. Однако я быстро свыкся и даже неуютные полярные ночи не стали для меня проблемой. Мне даже казался невероятным сам факт того, что я живу в месте, где ночь или день могут длится тридцать и более суток. С новой школой тоже проблем не возникло, потому как новое здание из белого кирпича было всяко приятнее того жуткого сарая, в котором я учился всю начальную школу. Семь лет спустя, когда мне исполнилось восемнадцать, я закончил десятый класс и сразу же поступил в местный техникум, так как сильно был привязан к родителям и не мог уехать куда бы то ни было. Я не разделял страстей моих одноклассников до путешествий и новых мест – мне важен был именно этот город за полярным кругом. Как жаль, что обстоятельства куда более страшные вынудили меня покинуть его…
В бытность мою студентом я был идеальным гражданином советской действительности: меня совершенно не интересовали политические дела, я не читал самиздат и искренне верил, что где-то за океаном живут куда хуже нас. Мне незачем было думать о политике – я был поглощен геологией. Всё детство я только и делал, что собирал по улицам камни и стёкла различного происхождения и приносил их домой. Отец, завидя мои устремления, подарил мне книгу по геологии, и с тех пор я стал ярым адептом этой науки. Тем не менее, обитель камня и заурядных минералов – Уральские горы – мы посещали с родителями лишь дважды, да и то, скоротечно. Мы только и делали, что блуждали у подножий небольших холмов. Теперь
На излете апреля, двадцать второго числа, ровно в восемь утра мы, студенты первого курса, должны были собраться у ворот техникума для дальнейшего путешествия в горы. Здание находилось на левом берегу, так что мне приходилось вставать раньше других и идти через холодные темные улицы, через узкий мост к техникуму. В этот день я встал бодрее предыдущих: то была вторая моя крупная экспедиция, куда мне удалось пробиться, так что я и не думал медлить. Перед уходом меня встретил заспанный, но довольный отец. Я тут же заметил его глубокий шрам на щеке, полученный, как он рассказывал, «по дурости» на уроке химии ещё в школе. Почесав щетину, он уточнил сроки моего пребывания в горах. Вспомнив, что я пробуду там не меньше пяти дней, он посоветовал взять ключ, потому как они с матерью выйдут на суточную смену через четыре дня.
– Вдруг вернешься раньше, – пояснил он мне эти меры предосторожности.
Попрощавшись с отцом, я вышел из квартиры и, поправив тугой рюкзак, отправился к мосту. Быстро выбежав из дому, я пошел по пустынным, до рези в глазах родным улицам на противоположный берег.
В тот день ремонтные работы на нашем берегу начинались позже обычного из-за выходного дня, поэтому у меня была возможность заглянуть за провал в дороге, где и увидел новенькие канализационные трубы. По какой-то причине канализационная система была в удручающем состоянии, то ли в этом были виноваты строители города, то ли грунт привел их в плачевное состояние. Наконец, трубопровод начали менять, но пока что только на правом берегу. Вода шла прямиком из гор и проходила через несколько фильтрационных станций и, несмотря на то что работы только начались, воды у нас не было. Благо, обещали дать воду уже к концу следующей недели. Тогда я ещё не знал, что ремонт проводился и на одной из очистительных станций: сейчас, постфактум, я понимаю всю судьбоносную важность этих работ на жизнь города, но тогда я воспринимал их исключительно как бытовые неудобства.
Когда я очутился у ворот моей «старшей» школы, то оказался в одиночестве. Вскоре подошли мои сокурсники, и мы бодро принялись обсуждать предстоящее путешествие даже несмотря на наш заспанный вид. Автобус долго ждать не пришлось – он прибыл вовремя; вместе с ним был и наш куратор, Степан Алексеевич – мужчина лет сорока с пышными черными усами, которого всегда можно было узнать по его красной куртке с олимпиады 1980 года и чуть сгорбленной фигуре. Группа в двадцать человек уселась в автобус на пятидневную вылазку в горы, и через десять минут транспорт продолжил свой путь.
Я проезжал мимо знакомых улиц, где каждый домик я запомнил в подробностях благодаря моим длительным прогулкам. Всё это были пяти- и девятиэтажки, казавшиеся мне в детстве непоколебимыми исполинами. Тогда, смотря в окно, я и представить не мог, что вижу эти панельки в последний раз в их первозданном виде: в том виде, когда рассвет окрашивает их белый теплый свет, оставляя на стёклах редкий иней. Жаль, что я не могу вернутся в тот день и попрощаться, что с ними, что с друзьями, что с родителями… На полпути к горам мы заметили трубы атомной станции. Я знал, что родители выйдут на сутки примерно через четыре дня, поэтому вновь проверил в кармане ключ от дома. Затем, с полным спокойствием и лёгким трепетом от предстоящего приключения, я ненадолго прикорнул.
Проснулся я в тот миг, когда автобус остановился – мы были на месте. Мои одногруппники быстро выбежали на улицу, прямо к подножию горы. Уральские горы не высоки, но здесь, на севере, они казались таинственными снежными гигантами, сторожащими свои секреты. Я последовал за друзьями, которые уже готовились к подъему – нашей задачей было добраться до зимнего лагеря геологического факультета, обосноваться там и последовать к безымянному перевалу, находившегося к нам ближе остальных. Здесь, у подножия гор, было куда прохладнее, чем в городе, так что к свитерам и легким шапкам прибавились тулупы, утепленные горнолыжные «олимпийские» брюки, кожаные перчатки.