Остановка на планете 'Долгий Год'
Шрифт:
Бэтси поддерживала свой выпирающий живот.
— Что-то с ребенком, — всхлипнула она. — Я уже испачкалась, и мне больно. Ты не поможешь мне добраться до лазарета?
За то время, пока Мерси МакДональд доставила свою подругу в служащую лазаретом каюту, Сэм Бейджхот, более всего вошедший в роль медсестры для экипажа, уже успел подготовить акушерское кресло, а Денни де Брайд, которого хоть и с большой натяжкой, но можно было считать врачом, лихорадочно прогонял на дисплее данные по гинекологии и акушерству.
Де Брайд не был настоящим врачом, но он был лучшим из оставшихся на «Нордвике» после массового дезертирства на Гадесе,
— Надеюсь, я знаю, что делаю, — нервно теребя фонендоскоп улыбнулся он Мерси МакДональд, когда та, в качестве вспомогательной медсестры, закрепляла ноги Бэтси в зажимах.
— Я тоже на это надеюсь, — буркнула Мерси, но так, чтобы этого никто не слыхал. Потом она стала тихонько нашептывать на ухо Бэтси какие-то ободряющие слова. Слышала их подруга или нет, она сказать не могла. Глаза Бэтси были закрыты, на лбу выступил холодный пот, а сама девушка только стонала.
Де Брайд что-то говорил своей помощнице, но Мерси его не слышала. Над их головами с экрана разливался соловьем Хореджер.
— Что? Что? — переспросила Мерси.
— Я говорю, что она вообще с трудом раскрывается для родов, повторил де Брайд.
— А я не могу уловить сердцебиения плода, — сказал Сэм, держа металлический диск на животе Бэтси и следя за показаниями прибора.
— Черт подери, — взволновался де Брайд. — Что ты хочешь этим сказать, Сэм? Я что, должен делать кесарево сечение? Но я никогда их даже не видел!
— Ну так сейчас увидишь, — подбодрила его «медсестра». — Мерси, вы поможете? Будете подавать инструменты, а я введу наркоз. Хорошо?
— Это «поможете?» лишь отчасти было вопросом вежливости. Если бы только было возможно, Мерси МакДональд сбежала бы отсюда задолго до того, как был сделан первый разрез, но раз было надо, она осталась.
До сих пор ей не приходилось наблюдать, как режут человеческую плоть. Крови было меньше, чем она ожидала, но все равно — более, чем достаточно; она хлестала быстрее, чем можно было представить; ей казалось, что прошла уйма времени, пока де Брайд, ругаясь себе под нос, неуверенно развернул мышечные ткани и открыл маленького багрового гномика, скорчившегося внутри живота у Бэтси. Мерси одновременно было и страшно, и интересно, к тому же к этим чувствам примешивалось еще кое-что. Нечто необыкновенное. Именно сейчас маленькая, глупенькая Бэтси арап Ди дала жизнь новому существу. Чудесно! Удивительно! Необычно…
На какой-то миг она даже забыла про запекшуюся кровь, перестала слышать де Брайда, бормочущего ругательства, и разглагольствования Хореджера с экрана. Она и сама могла бы сделать это, сказала она про себя. Мерси могла бы сделать это несколько лет тому назад, когда еще у нее был Вальтер, который стал бы отцом; впрочем, она и сейчас могла еще сделать это, если только не будет долго тянуть…
— Вот, — внезапно перебил ее мысли де Брайд. — Подержите, пока я не перережу пуповину.
Мерси обнаружила, что держит это багрово-красное маленькое созданьице в своих неопытных руках. Моргая, она глядела на него, застыв и почти не дыша, пока де Брайд не сказал, стыдливо отворачивая лицо:
— Я не смог его спасти, вы же сами видели. Наверное, он повернулся в матке, понимаете? И пуповина задушила его.
Только сейчас Мерси поняла, что ребенок, которого она держала на руках, мертв.
Она не шевельнулась, пока «медсестра» не сказал ей,
— Мы пока еще находимся на расстоянии двух световых недель от планеты, — говорил тот. — Скажем, где-то три тысячи астрономических единиц. Мы будем там месяцев через восемь. Друзья мои, я потрохами чую, что эта остановка будет выгодна для всех нас. Они все будут от нас без ума!
За спиной у Мерси МакДональд Сэм Бейджхот хмуро произнес:
— Уж лучше пусть они просто будут.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Можно было сказать, что население планеты «Долгий Год» и вправду сходило с ума по поводу прибытия космического корабля. Во всяком случае, кое-кто, причем, еще за много недель до того, как «Нордвик» вышел на орбиту вокруг планеты. Основная часть из них — это молодежь, бурно радующаяся событию, но даже среди них были некоторые, слишком занятые своими делами, чтобы интересоваться будущим посещением звездолета.
Среди таких был, к примеру, Бланди. Его голова была забита массой вещей, и там не было места не только прибытию «Нордвика», но даже собственной жене, ожидавшей его в летнем городе. Сейчас же он пытался удержать в голове семнадцать сотен вещей одновременно — именно столько овец было в длинной череде овец, которую Бланди гнал в город для стрижки и забоя. Так что в этом Ганс Хореджер был прав: обитатели Долгого Года проводили массу времени, возделывая поля и разводя животных, но вот в чем была ошибка Хореджера — они на этом не останавливались. Людям с «Нордвика» при слове «пастух» сразу же представлялся безбородый паренек или трясущийся от старости дед с посохом, но никак не водитель вездехода на водородном топливе и с компьютерным управлением, ведущий свое стадо с помощью радиоволн, посылаемых на приемники, имплантированные в тело каждой овцы. У колонистов с Долгого Года имелись свои высокие технологии, только они не желали выставлять их напоказ.
Бланди и сам был похож на свою планету, потому что не показывал всем свою силу. Он был невысок и широкоплеч, его тело состояло из одних только мышц, без капли лишнего жира. Но мышцы эти не выпирали. Если бы вы подняли его, то удивились, насколько он массивен — естественно, если бы он еще разрешил вам подобную вольность; но шансов на это было мало. Даже если бы вы только попытались нагнуть его, то оказалось бы, что вы грохнулись перед ним на землю, удивленно таращась на тех, кто пока еще не почувствовал землетрясения.
По пути домой Бланди размышлял о политике. Для этого у него было масса времени, потому что все его нынешние занятия практически не требовали внимания. На этой дороге, вдали от города, трудно было отметить какое-либо движение: лишь несколько тягачей, едущих к рыбацким деревням и обратно так что компьютер вездехода почти не занимался управлением. Бланди мог размышлять о множестве вещей одновременно, потому что мыслей, и вправду, было много — и не последняя из них была связана с телепостановками. Но по-настоящему его воображение было занято политическими планами.