Остановка последнего вагона
Шрифт:
Потом, взмахнув кием, я разбил шары и начал обходить стол в поисках наиболее очевидной и вероятной комбинации, невольно обратив внимание на заинтересованные взгляды некоторых мужчин, сидящих за столиками с ноутбуками и дымящимися сигаретами. Между ними красиво мерцали урны, выполненные в виде больших старинных ваз с неизменной подставочкой сверху, наполненной песком, откуда, словно причудливые колючки, торчали окурки. Теперь же в них были поставлены большие металлические чаши с фитилями, которые, наверное, и безо всякого дополнительного освещения, очень хорошо озаряли бы всё вокруг, создавая романтичную и какую-то даже первобытную атмосферу на фоне раскачивающихся веток пальм и падающих на столы плодов оливок.
После второго удара по белому шару у меня зазвонил телефон, и на дисплее высветилось имя Анатолия, хотя по какой-то причине я был уверен, что первой обязательно станет Лена.
— Да, слушаю.
— Добрый день. Надеюсь, вы хорошо отдыхаете?
— Несомненно.
— Вот и отлично, — Анатолий кашлянул, и в трубке что-то зашуршало. — Завтра в одиннадцать дня все встречаемся
— Это где?
— От вашего отеля в девять тридцать идёт бесплатный шаттл — это такой микроавтобус. Запишитесь на него на ресепшене и около десяти окажетесь возле фуникулёров, ведущих в Таормину. Можете туда-сюда прокатиться — уверен, покажется небезынтересным, и идите пешком в обратном направлении минут десять. Слева будет море, и вы обязательно увидите красивый остров, который от пляжа отделяет символический перешеек. Спускайтесь по первой попавшейся длинной лестнице, пройдитесь по пляжу и там все увидимся.
— Хорошо. Есть новости?
— Да, там и встретимся с шестым. Не забудьте — Изола Белла. До встречи!
— До завтра.
Я опустил трубку и неожиданно не захотел продолжать партию в бильярд, а поставил на место кий, оставив шары причудливо замершими на столе, и пошёл на ресепшен, где, как ни странно, без труда объяснил, что мне нужно и занял последнее свободное место в шаттле, словно дожидавшееся только меня. На мой вопрос про Изола Беллу, насколько я понял по выразительной мимике черноволосой высокой девушки, можно было ответить лишь безмерным восхищением, не предполагающим, что такое чудо можно как-то не заметить. Вполне удовлетворившись этим, я сунул в карман выписанный билет, поднялся на лифте в номер, сбросил рубашку и, достав из мини-бара бутылку пива, вышел на балкон.
Сев на неприятно скребущий по кафелю пола прогибающийся пластмассовый стул, я сильнее сжал в руке прохладную бутылку с изображением импозантного мужчины в зелёном на этикетке. Сколько и чего именно ждать, я не знал, поэтому воспользовался приобретённой открывалкой с колоритной мафиозной дамой и, сделав пару больших глотков, некоторое время смотрел на ярко освещённую улицу, по которой сновали водители на скутерах и гуляли туристы. Ветер усилился — стоящие у ограждения флагштоки с полотнами Италии, Евросоюза и сети отелей, где я находился, громко трепетали и рвались куда-то в сторону темнеющего моря, над которым мерцала луна. Несмотря на это, было довольно тепло, но осознание того, что сделав всего шаг с балкона, я могу оказаться в уютном номере и мягком тепле постели, грело душу и создавало ощущение какого-то необыкновенного комфорта. Мне хотелось надеяться, что ожидание не затянется на всю ночь, так как, несмотря на то, что ничего особенного в течение дня я не делал, тем не менее, чувствовал себя как никогда уставшим. Кроме того, неизвестно ещё — как всё получился завтра на этой Изола Белле, и перед этим хотелось полноценно выспаться. Однако, подсказку, о которой упоминала моя призрачная девочка, стоило посмотреть — это также может прийтись весьма кстати в наших дальнейших поисках. Кроме того, как всегда, меня начало мучить лёгкое беспокойство в преддверии надвигающихся событий, и пиво, несмотря на ожидания, пока плохо способствовало расслаблению.
На соседний балкон вышли, судя по голосам, две русские женщины средних лет. Они горячо обсуждали экскурсионную поездку в Катанью и приобретённые со скидкой великолепные вещи. Я невольно поморщился — мне показалось не очень уместным и хорошим наше совпадение здесь по темам, отчего желаемые покупки начали представляться какими-то второсортными, что ли. Выразить мои чувства точнее было сложно — пожалуй, как будто они уже прошли по магазинам и выбрали всё, что было хорошего, оставив мне явно неудачные вещи. На самом деле, конечно, это было совсем не так, но какой-то странный ореол неприятия неожиданно испортил мне настроение. Хотя если разобраться, возможно, эта тема была здесь вообще ни при чём, а больше напрягало наличие на Сицилии такого внушительного количества русских туристов. Когда я представлял себе Италию по пути сюда, то почему-то по умолчанию считал, что окунусь в плане окружающих людей в совершенно другой мир — немцев, американцев, французов и, разумеется, самих сицилийцев. Однако оказалось, что от соотечественников не скрыться нигде, вольно или нет, прислушиваясь к их словам, вспоминая Москву и всё то, что уже, казалось, осталось в далёком и безвозвратном прошлом.
К счастью, женщины скоро шумно покинули балкон и, судя по хлопнувшей двери, скрылись в номере, а я, отхлебнув пива, стал смотреть на небо, усыпанное мелкими звёздами. Как ни странно, их можно было отчётливо увидеть только боковым зрением, а глядя в упор — просто блуждать по бездонной черноте. Но всё-таки ещё темнее, чем небо, были высящиеся слева горы, перемигивающиеся бесчисленными, преимущественно белёсыми огоньками и создающие ощущение неких гигантских подсвеченных ступеней, ведущих в вечность. В такой вечер я готов был поверить во все легенды про обитающих внутри Этны богов и прочие сказания, представляющиеся нелепыми, смешными и наивными при свете дня. Но ночь, без сомнения, всё меняет, оставляя неограниченный простор для воображения и чего-то большего — кажется, долгое время дремавшего внутри, а сейчас неожиданно пробудившегося и пытающегося выйти наружу. Здесь же я впервые пожалел, что не умею рисовать или, на худой конец, писать стихов — несомненно, всё вокруг так и дышало предвкушением какого-то творческого раскрытия, и звало попробовать свои силы. И в то же время очень хорошо и правильно, что я не стал ничего мудрить с фотоаппаратом — как мне уже приходилось неоднократно убеждаться, снимки даже самых
— И что же здесь ещё такого может быть? — прошептал я, допивая и со звоном ставя пустую бутылку на пластмассовый столик.
Казалось, всё вокруг настолько устоялось за века, что вряд ли нечто способно внести сюда хоть малейшие изменения. Пожалуй, и теням, откуда бы они ни были, это не под силу. Тогда где же этот самый знак? Не разговоры же соседок про вещи и Катанью? Это было бы просто смешно и разочаровывающе-больно. Может быть, кто-то постучится сейчас ко мне в номер или даже просто откроет дверь? Последнее, кстати, меня несколько беспокоило в течение всего дня — внешне замок отмыкался по карточке, а внутри был засов в два щелчка. Однако стоило просто опустить ручку, как дверь свободно распахивалась. Конечно, я понимал, что там сделано нечто такое для удобства и безопасности людей в номере, но эта поразительная лёгкость, с которой засов переставал иметь значение, невольно настораживала и заставляла думать о том, как, проснувшись ночью, можно неожиданно увидеть, что в номере есть кто-то ещё. С другой стороны, вряд ли я мог стать поводом для интереса местного криминалитета, учитывая отсутствие у меня каких-либо дорогих вещей, за исключением разве что денег и документов, которые лежали, надёжно запертые в сейфе одёжного шкафа в коридоре. Да и вообще — какие-то глупые мысли, и, как я подозревал, они берут своё начало ещё в далёком детстве и ассоциируются с часто присущим детям страхом темноты.
Чувствуя, что мысли куда-то уносятся, глаза начинают слипаться, а сознание немного ведёт в сторону, я хотел уже было сходить в душ и освежиться, когда, наверное, в сотый раз, окинув взглядом горы, заметил что-то необычное и новое. Яркое красное свечение расползалось по чёрному краю, клубясь и постепенно расширяясь вниз. Неужели это и есть извержение вулкана, о котором я столько уже здесь всего слышал, но даже никогда не мог подумать, что увижу нечто подобное живьём? Я заинтересованно привстал, перегнулся через перила и, ощущая на голых руках покалывание зелёных насаждений, обрамляющих балконы, начал пристально вглядываться в Этну, чувствуя, что остатки сна слетели с меня безвозвратно. Да, видимо, это оно и есть, а мерцающие отблески и клубящийся дым идёт от загоревшейся растительности на склонах. Стоит ли одеться, сбежать вниз и взять такси, чтобы приблизиться к лаве? Может быть, и хорошая идея, но она сразу вызвала страх и сомнения, что кто-нибудь возьмётся меня туда доставить даже за приличное вознаграждение. Кроме того, во всей этой суете я могу пропустить самое главное — подсказку, о которой говорила призрачная девочка, и взгляд на лаву может легко стать первым и последним в жизни. Стоит ли рисковать подобным образом, пусть и ради такого необычного для меня природного явления? Немного поразмыслив, я пришёл к выводу, что овчинка точно выделки не стоит.
— Ой, смотри-ка, извержение! — неожиданно сзади раздался истеричный крик, и я подпрыгнул на месте, оборачиваясь. Оказывается, это снова были соседки, которые перевешивались через перила с явным риском выпасть со второго этажа и беспрестанно щёлкали фотоаппаратами. Прямо-таки никакого покоя и даже этим чудом природы приходится делиться с кем-то ещё. Впрочем, я был уверен, что подсказку, какой бы она не была, женщины вряд ли увидят, как и произошло в Домодедово с Машей. А если соседки и обратят внимание на нечто необычное, то вряд ли придадут значение или поймут суть происходящего. Поэтому, возможно, и хорошо, что сейчас я был не один, а хоть в какой-то компании — впечатления от яркого события, несомненно, пусть и без слов, хотелось разделить с кем-то ещё и чувствовать сопричастным.
— Вы видите извержение? — теперь уже обращаясь ко мне, перегнувшись через разделяющую наши балконы стенку, взволнованно сказала одна из женщин так, словно не обратила внимания, что я смотрю именно в этом направлении и, более того, первый заметил происходящее.
— Да, интересно.
А что ещё можно было ответить в такой ситуации?
Я снова повернулся вправо и с восхищением наблюдал, как ярко-красная мерцающая полоса ширится и становится всё длиннее — кажется, ещё немного — и она опустится прямо к виднеющимся вдали отелям, а потом подберётся и к нашей территории. Неожиданно я подумал о том, что теперь знаю, почему здесь так популярно пускать струи воды по стенам — видимо, помимо оформительских изысков, в этом был и вполне практический смысл, связанный с безопасностью. Конечно, потоки лавы подобные ухищрения вряд ли остановят, а вот проинформировать о грозящей беде шипением и густым паром могут вполне. С другой стороны, если извержения достигнут корпуса, я всегда могу пойти по коридору налево, спуститься по боковой винтовой лестнице, а там совсем подать рукой до берега моря. Правда, я видел днём объявление, в котором, если я всё правильно понял, был указано, что пляж закрывается в семь часов вечера, но металлическая ограда вряд ли стала бы для меня серьёзным препятствием по пути к воде. Впрочем, конечно, всё это глупости — если опасность была бы действительно настолько большой, то никто в здравом уме не стал бы строить здесь отель, а уж тем более дома у самого подножья горы. Кроме того, размеренный ритм жизни вокруг, в который я успел уже втянуться, никак не нарушался происходящим на Этне, что, видимо, являлось лучшим показателем того, что всё в порядке и никак иначе быть не может. А все эти рассказы о залитых лавой строениях по большей части единичные случаи, которые, преувеличенные, передаются из уст в уста уже просто как местная легенда.