Остановка в Х
Шрифт:
Я услышал, как она поставила кастрюлю на огонь и принялась что-то размешивать; это были ласковые и тихие звуки - глухое поскребыванье деревянной ложки о днище, - и запах поджаренной муки заполнил комнату.
Теперь я уже все видел. Комната была очень маленькая. Я лежал на низкой деревянной кровати, рядом стоял шкаф, который занимал стену до двери,
– Прошу тебя, - сказала она шепотом.
– Мне надо уйти.
– Тебе?
– Да, на работу, и ты должен выйти вместе со мной.
– Работать?
– переспросил я.
– Зачем?
– О, что ты спрашиваешь!
– А где ты работаешь?
– На железной дороге.
– На железной дороге? Что же вы там делаете?
– Засыпаем щебень между шпалами, балласт, чтобы не случилось беды.
– И так не случится, - сказал я.
– На каком ты участке? В сторону Гросвардайна?
– Нет, в сторону Сегедина.
– Это хорошо.
– Почему?
– Потому что тогда я не проеду мимо тебя.
Она тихо рассмеялась.
– Значит, ты все-таки собираешься встать?
– Да, - сказал я.
Я еще раз закрыл глаза и вновь опрокинулся в то зыбкое небытие, где нет запахов, где нет ничего, кроме тихого плеска, который я ощущал как слабое, едва уловимое дуновенье. Потом я со вздохом открыл глаза и потянулся за брюками - они лежали теперь, аккуратно сложенные, на стуле возле кровати.
– Да, - сказал я снова и вскочил на ноги.
Она стояла у печки, спиной ко мне, пока я быстро, привычными движеньями натягивал брюки, завязывал шнурки на ботинках, застегивал серый мундир.
С минуту я, не двигаясь, с незажженной сигаретой в губах глядел на теперь уже четко рисовавшуюся на фоне окна маленькую, тоненькую фигурку. Волосы у нее были красивые и пышные, как спокойное пламя.
Повернувшись ко мне, она
– О чем ты опять думаешь?
– спросила она.
Я впервые взглянул ей в лицо. Оно было таким бесхитростным, что я оторопел; круглые глаза, в которых страх был страхом, а радость радостью.
– О чем ты опять думаешь?
– спросила она еще раз, уже не улыбаясь.
– Ни о чем. Я не могу ни о чем думать, мне надо идти. Выхода нет.
– Да, - сказала она и кивнула.
– Ты должен идти. Ничего не поделаешь.
– А ты должна остаться здесь.
– Да, я должна остаться здесь.
– Ты должна засыпать щебень между шпалами, балласт, чтобы здесь не случилось беды и поезда могли бы спокойно доехать туда, где беда уже случилась.
– Да, - сказала она, - я должна.
По очень тихой улочке мы спустились к вокзалу. Все улицы ведут к вокзалам, откуда отправляются на войну. Дорогой мы зашли в какой-то подъезд и целовались, и там я почувствовал, когда мои руки лежали на ее плечах, - там я почувствовал, что она моя. И она ушла, опустив плечи, и ни разу не оглянулась.
Она совсем одна в этом городе, и хотя мне, как и ей, нужно добраться до вокзала, мы не можем идти вместе. Я должен ждать, пока она не скроется вон за тем углом, за последним деревом этой короткой аллеи, залитой теперь неумолимым светом. Я должен ждать и могу идти за ней только на большом расстоянии, и я никогда уже ее не увижу. Я должен поспеть на этот поезд, на эту войну...
Теперь, когда я иду на вокзал, мой единственный багаж - это руки, засунутые в карманы, и окурок последней сигареты в зубах, который я скоро выплюну; но легче быть без багажа, когда медленно, нетвердой походкой снова идешь по самому краю и в какое-то мгновенье непременно сорвешься в пропасть, туда, где будем мы все...
Одно утешение, что поезд пришел вовремя и весело запыхтел между кукурузными полями и остро пахнущими грядками помидоров.