Останься со мной навсегда
Шрифт:
— Здравствуйте! — в палату вошла врач. Она присела на стул возле Атая и спросила, как он себя чувствует. Атай ответил, что его ничего не беспокоит. Врач стала измерять давление и делала записи в истории. Атай внимательно наблюдал за ней и не мог понять, что его заставило обратить на себя внимание.
— Наристе Рустамовна! Когда меня выпишут? — это молчаливый сосед Атая, оторвался от чтения и, вопросительно смотрел на женщину.
— В понедельник, еще раз пройдете ЭКГ и потом мы решим, что с вами делать, — ответила та.
Атай побледнел. Неужели, это Наристе? Как? Она его врач? Судьба порой преподносит такие подарки и сюрпризы,
— Наристе, здравствуй. — Атай свободной рукой потянулся к руке Наристе.
— Лежи спокойно, Атай, тебе лучше не двигаться сейчас, — ответила Наристе. — Я зайду, когда капельница закончится, послушаю твое сердце. — Больше ничего не сказав, она ушла, тихо прикрыв за собой дверь.
Наристе! Неужели, через столько лет мы встретились вот так? В такой нелепой обстановке. Как я буду дальше здесь лечиться, как я смогу смотреть ей в глаза? Острая боль пробежала между ребер. Атаю захотелось вскочить, побежать следом за Наристе, схватить её и объяснить, что он во многом виноват, что возможно то, что он сейчас находится здесь — это наказание за его эгоизм! Но он лишь, молча, сглотнул слюну и сжал кулаки.
Она вновь пришла через час. Все та же марлевая повязка на лице, всё та же тихая речь.
— Как ты себя чувствуешь? Давай измерим сначала давление, а потом я прослушаю сердце.
Без эмоций. А чего он ожидал? Что она кинется на него с упреками и кулаками? Да и замужем она, наверное. А может он ждал, что она всё ещё ждёт его? Что за бред! — Атай злился на себя и на свою нерешительность спросить у Наристе о её жизни.
Закончив осмотр, Наристе попрощалась и ушла, оставив Атая с его мыслями.
Дома, едва закрыв за собой дверь, Наристе заплакала. Так она не плакала с тех пор, как Атай признался ей, что жениться. В тот день ей хотелось умереть, но пришедшая из гостей мать помешала ей сделать это.
Атай не сильно изменился, все те же умные глаза, всё тот же смешной вихор и только седина и несколько морщинок говорили, что и он уже не юноша.
Когда она увидела его, всё разом вспомнилось. Все чувства. Ей захотелось, обняв, прижать его к себе и сказать, как долго она его ждала. И говорить, говорить… бесконечно. Как же ей хотелось это сделать, но она сдержала себя неимоверным усилием воли. Выйдя из палаты, Наристе почувствовала, как трясутся её поджилки.
Всю ночь и выходные Наристе думала. Она была в растерянности. Она пыталась не думать, отвлечься, читая книгу или слушая музыку, но все время ловила себя на том, что не понимает ни смысла читаемого текста, ни слышит мелодию. Так прошли выходные.
В понедельник после планерки начался обход. С самого утра Атая с соседом по палате отправили проходить нужных специалистов и сдавать анализы. К приходу Наристе они оба сидели и беседовали у стола.
Наристе была без маски. Атай заметил, что она стала другой. На лбу появилась едва заметная складка. Не было её пухлых в молодости щечек. Лицо стало худым, и оттого его утонченность придавала правильность её чертам. Пациенты легли на свои места. Первым Наристе осмотрела соседа по палате и сказала, что после обеда, возможно, он отправится домой, на что тот несказанно обрадовался.
Затем она подошла к Атаю и начала осмотр.
— Как ты?
— Да, ничего, нормально? — Атай прикоснулся к руке Наристе, — ты прости меня…
— За что? — женщина внимательно посмотрела
— За всё, — он опустил глаза. — За мою ложь, за мою трусость…
— Не надо… об этом. Всё прошло, Атай. У тебя своя жизнь, у меня своя. Тебе лучше не волноваться, а то придется совсем распрощаться с работой.
Наристе улыбнувшись, похлопала по руке Атая и удалилась. Он был уничтожен. Уничтожен её равнодушием, её спокойствием. Она так уверенно это произнесла, что не оставалось никаких сомнений в её правдивости. Атаю стало тоскливо. В выходные он представлял себе, как признается Наристе в своих чувствах, несмотря на то, что у неё, скорее всего, есть семья. Но он понимал, что если он не сделает этого, умирая, потом будет корить себя за то, что не смог сказать. И вот сегодня она сама прервала цепь их, так и не состоявшихся отношений.
После обеда соседа Атая выписали и он, пожелав ему скорейшего выздоровления, уехал в сопровождении своей многочисленной родни.
Атай решил прогуляться, и он отправился в скверик.
Проходя мимо поста дежурного врача, он краем уха услышал, что Наристе сегодня дежурит. В полной решимости, во что бы то ни стало поговорить с Наристе, Атай отправился гулять.
Октябрь в этом году выдался теплым, и позднее солнце радовало глаз. Атай прошёл вдоль своего корпуса и спустился к беседке, там никого не было. Он сел на скамейку и вдохнул воздух. Ему захотелось растянуться здесь же и всем телом вдыхать это осеннее благоговение, застыть и повиснуть в воздухе осенним желтым листом, потом подняться подгоняемым ветром в небо и, медленно раскачиваясь в такт вальсу, падать вниз раз, два, три, раз, два три, раз…
Так он просидел около часа. Побывав один на один с самим собой, он успокоился и вернулся в палату.
Наристе закончив работу, спросила у дежурной сестры о состоянии одного из пациентов, получив удовлетворительный ответ, направилась в ординаторскую.
Дверь тихо отворилась. Наристе подняла глаза. Это был Атай.
— Наристе, нам надо поговорить. — Он зашел в комнату и сел напротив неё.
— Атай, нам не о чем с тобой разговаривать, я же тебе еще утром сказала. Не стоит. Поверь, — она устало перелистала историю, лежавшую перед ней, и снова углубилась в её изучение.
— Я не уйду, пока мы не поговорим, — спокойно произнес Атай. Он продолжал смотреть на неё внимательно, стараясь увидеть и прочесть эмоции.
Наристе отложила бумаги в сторону и, сложив руки, словно школьница сказала: «Хорошо, говори».
Атай не волновался.
— Знаешь, я должен был сделать это давно, но не решался. Я боялся, что ты не захочешь меня слушать. Но я знаю, что я обязан это сделать. Я поступил нечестно по отношению к тебе и полностью осознаю свою вину. Ведь если бы тогда я не повелся на поводу своей эгоистичной страсти, я бы… ну, у нас бы…
— Ничего не было, — продолжила Наристе. — У нас с тобой ничего не было, и нет. Ты это хотел сказать?
— Нет не только это. Все эти годы я думал о тебе, но вновь из-за своей трусости и малодушия даже не пытался искать тебя, чтобы сказать тебе об этом. Я ведь любил тебя по-настоящему. Очень сильно. Только когда женился, понял это, но было поздно.
— Да, Атай, поздно. И сейчас тоже поздно. Мы с тобой разные люди, у каждого из нас своя история любви, жизни и даже болезни, — попыталась пошутить Наристе.