Остаться до конца
Шрифт:
А мистер Булабой десятью минутами позже появился в своем «кабинете». Видно было, что его крепко отругали и заставили перепечатать Уведомление.
«Пропади все пропадом, — чертыхался он мысленно. — Мне и самому-то здесь не жить, так чего ради беспокоиться о супругах Смолли?»
«Уважаемый полковник Смолли!
Довожу до Вашего сведения, что и гостиница и флигель подлежат реорганизации под началом новых владельцев, в связи с чем „Сторожка“ с 1 июля сдается для проживания с еженедельной оплатой и без гарантии
Примите настоящее письмо в качестве уведомления о том, что, возможно, уже с 30 июня „Сторожку“ придется освободить.
Владелица гостиницы Л. Булабой, с приветом».
Как долго писалось это короткое письмо. Несколько раз мистер Булабой начинал заново. К девяти часам он наконец поставил точку. Оставалось переписать набело и отдать первый экземпляр миссис Булабой на подпись, а второй — мистеру Панди, тот днем захватит его с собой в Ранпур.
— Завтрак готов, сахиб. — Ибрагим взошел на веранду и поставил поднос на стол.
Сахиб, одетый, но еще небритый, стоял в саду около клумбы с каннами. Блохса путалась у него под ногами.
— Отвяжись от меня, наконец! — прикрикнул Слоник и отпихнул ее ногой. — Ибрагим!
— Слушаю, сахиб?
— Какою черта канны не политы?
— Вот и мем-сахиб о том же спросила. Мали говорит, что из хозяйского бака воды утром взять не удалось, пришлось разыскивать старый бак, а он протекает. Сейчас мали его чинит. А починит — и канны польет.
Сахиб с трудом взобрался на веранду, снова отшвырнув с дороги собаку.
— Зачем целый бак для одной клумбы канн? Воду, между прочим, можно и в ведре принести, или оно тоже прохудилось? А почему это из нового бака воды не достать?
Ибрагим уклонился от ответа, ему не хотелось рассказывать о том, чьи это садовые инструменты и чей мали. Он лишь пробормотал:
— Может, новый еще хуже старого протекает. Вас ждет завтрак, сахиб.
— Вижу, не слепой. А где мем-сахиб?
— В парикмахерской. Вернется к половине одиннадцатого. К завтраку вроде все подано: чай, поджаренные хлебцы, повидло, яйцо — я его четыре минуты варил. Принести ли газету?
— А что еще в почте?
— Ничего, сахиб.
— Как? Даже счетов нет? Без утренней почты и завтрак не в радость. Ну-ка, ленивец, напиши хоть ты мне письмо. А еще лучше — убери отсюда эту треклятую собаку да своди ее погулять.
— Слушаюсь, сахиб. После завтрака я непременно пойду с ней погулять. А пока запру в гараже.
— Я сказал: сейчас же иди с ней гулять! Да заодно на базаре мне мыльного крема для бритья купи. И мигом — домой!
— Да, сахиб, непременно. Я схожу с Блохсой погулять. Только на базар с ней не пойду. Она — собака глупая, без поводка будет
— Тогда возьми поводок!
— Сахиб, дело в том, что я сейчас не смогу погулять с Блохсой даже с поводком. Мне нужно купить на базаре живую курицу. А Блохса не собака, а шайтан, курица раскудахчется, не уймешь: как я ее домой донесу?
— Я тебя не за курицей, за мыльным кремом посылаю.
— Я вас, сахиб, понял. Курицу мне мем-сахиб наказала купить. — Он вытащил список покупок. — И еще много кой-чего. Рук не хватит все донести. Мем-сахиб даже сказала, чтоб я на извозчике домой возвращался. Я просто не представляю, как это я со всеми свертками да корзинками в коляске поеду, да еще и собака — либо со мной рядом на сиденье, либо трусит следом. — Он улыбнулся, ожидая, что Слоник оценит положение и ответит улыбкой. Но сахиб не улыбнулся. Он лишь сказал:
— Покажи мне список.
— Это все покупки к ужину, — напомнил Ибрагим. — Да для гостя-англичанина.
Слоник-сахиб внимательно прочитал список.
— Мем-сахиб и денег тебе дала?
— Да, сахиб.
— Давай их сюда.
Ибрагим послушно протянул деньги.
— Все. Забудь об этом. Бери Блохсу, иди с ней гулять и принеси мне мыльного крема. — Слоник налил себе чаю. — Все!
Все. Разговор окончен. Можно проваливать. Убираться ко всем чертям.
— Простите, сахиб…
— Я сказал: все — и чтоб собака больше у меня под ногами не путалась.
Шайтан, выругался про себя Ибрагим, что сахиб, что мой свояк — все дерьмо. Уж как тогда в Лондоне, в доме на Финсбери-парк, сестра умоляла Ибрагима взять ее с собой обратно в Индию, как плакала. У него тогда кончилась гостевая виза, и нужно было уезжать. А свояк — дерьмо, иначе и не назовешь. В доме у него двенадцать постояльцев, с каждого он по восемь фунтов брал, а туалет — один на всех. И попробуй пожалуйся! Порой в доме жило и больше двенадцати человек, а это противозаконно. Уж где там только не ютились! А свояк, чтоб ему пусто было, все угрожал выселить, жулик, каких мало, к жене хуже, чем к прислуге относился. Вот и полковник-сахиб такой же. Хуже любого мусульманина или брахмина. Да все они хороши!
— Я сказал: все! — грозно повторил сахиб.
— Ибрагим не глухой, сахиб.
— Тогда проваливай и прихвати это сучье отродье. Не забудь про мыльный крем.
— Сахиб, сперва, наверное, нужно все купить, а потом уж с собакой гулять. Да и мем-сахиб сказала, что сахиб сам с собакой прогуляется, когда за выпивкой пойдет.
Словно по взмаху невидимой злой волшебной палочки, Блохса вдруг заскулила и завертелась юлой. Слоник-сахиб вскочил с кресла, схватил собаку за ошейник и потащил ее в гараж. Заперев ее, он бросил: