Оставь меня позади

Моронова К. М.

— Ты заставляешь его доверять тебе, заставляешь его нуждаться в тебе, а потом отнимаешь всё это.

Я отнеслась к его словам скептически.

— Как?

— Найди его слабость, какой бы она ни была, и погаси ее. — Мягкие светлые волосы Дженкинса были приглажены назад его потом после нашей тренировки. Я смотрела на него с тоской. Он был идеален — всегда такой стоический и мудрый.

Мое

пустое сердце тревожно сжалось. — Даже если это человек? То, что нужно погасить?

Зелёные глаза Дженкинса потемнели, а на губах расплылась жестокая улыбка.

— Особенно если это человек. Отними у него то, что он любит, и ты сломаешь его безвозвратно. Ты бессердечная, Гэллоуз. Вот почему я беру тебя под своё крыло. Никто не понимает это так, как ты и я.

Я моргнула, отгоняя воспоминания, и заставила себя снова сосредоточиться на прицеле. Дженкинс научил меня многому, но я так и не смогла задать ему один вопрос. А что, если человек уже сломан? Что тогда?

Брэдшоу уже потушил свой свет. Он двигался, как призрак, равнодушный и готовый к резне. Он ничего не чувствовал, когда отнимал жизнь. Я была уверена, что он не моргнул бы дважды, если бы дело дошло до моего убийства.

Восемь-семь-четыре смотрел в бинокль и бормотал мне расстояния. Я подготовила винтовку для имитации резни. Но был один человек, о котором мне нужно было позаботиться до Брэдшоу. Стрелок, который, как они думали, мог заменить меня.

— Он там, на восточном хребте на два часа, — тихо сказал Восемь-Семь-Четыре, бормоча мне координаты. Я быстро нашла стрелка и усмехнулась. Это было почти нечестно по отношению к ним. Он даже не смотрел в нашу сторону. Его прикрытие было почти незаметным — я отдала ему должное.

— Восемь-семь-четыре, я могу взять поле отсюда. Прикрывай наши спины, чтобы нам не перерезали глотки. — Он кивнул и повернулся, чтобы посмотреть на наш фланг. Брэдшоу научил меня этому уроку, и я не скоро его забуду.

Я делаю глубокий вдох и нажимаю на курок. Красный порошок взрывается на боку стрелка. Он перекатывается от боли, а я так громко смеюсь, что это пугает моего напарника. Но он ничего не говорит, оставаясь на месте. По крайней мере, он может слушать приказы, не жалуясь на них.

Я сделала глубокий вдох и нажала на курок. Красный порошок взорвался на боку стрелка. Он перекатился от боли, а я засмеялась так громко, что это испугало моего напарника. Но он ничего не сказал, оставаясь на месте. По крайней мере, он умел слушать приказы, не жалуясь на них.

— К черту тебя, — медленно сказала я, нажимая на курок.

Пуля попала ему прямо в центр шлема, и его голова откинулась назад от силы удара.

Остальные замерли. Йен и Джефферсон недоверчиво переглянулись, а Харрисон в ужасе поднес руки ко рту. Товарищи Брэдшоу смотрели на столб красного порошка, поднимающийся из его шлема, словно это было самое ужасное,

что они когда-либо видели.

Их драгоценный, смертоносный солдат пал.

— Блядь! Ты попала в Кости? — недоверчиво спросил Восемь-Семь-Четыре, глядя в бинокль.

Я хихикнула и пробормотала:

— Да, может, мне пристрелить остальных, пока они стоят тут, как милые маленькие утята?

Он не успел ответить, прежде чем моя следующая пуля вылетела и попала Йену в задницу. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не засмеяться. Я снова выстрелила и попала ему в шею. Отсюда мы услышали слабые отголоски его крика.

Оба отряда, кажется, опомнились и попытались вернуться к миссии. Я снова нажала на курок. Пит рухнул на землю, как сбитая птица, когда я попала ему по яйцам и затем в грудь.

Перезаряд.

Харрисону в лицо. Упс. А потом Джефферсону прямо в центр позвоночника, пока он бежал в укрытие.

Я оставила Эрена в покое, так как он смеялся до упаду над своей собственной тупой командой.

— Думаешь, они меня теперь примут? — спросила я Восемь-Семь-Четыре, и он посмотрел на меня с поднятыми бровями и вновь обретенным уважением. Почему нельзя было так же легко впечатлить остальных? Он посмотрел на меня так, будто я сама смерть.

— Не могу поверить, что они не сделали этого изначально, — нерешительно сглотнул он. Я видела, как страх начал расти в его глазах, пока он пристально меня изучал. — Сколько людей ты убила, Банни?

Почему все задавали мне этот вопрос? Я покачала головой.

— Не знаю. Слишком много.

Дженкинс научил меня не следить.

Он замолчал на мгновение.

— Тебя это не беспокоит?

Я посмотрела на него холодными, усталыми глазами и равнодушно сказала: — Нет.

Его лицо исказилось ужасом, и я поняла, что он все еще относительно новичок в подпольном мире. Он на стороне темных ВВС. Он нечасто резал глотки и расстреливал людей. Его ракетная группа ждала его координат по ту сторону радиостанции.

— Слушай, в конце дня это они или ты. Они или твои товарищи по отряду. Я усвоила это трудным путем. Так что не позволяй этому помешать тебе или твоему отряду, — мрачно сказала я, думая о своих ошибках и цене, которую я заплатила. Теплая улыбка Дженкинса, которую у меня украли, и боль, которую я чувствовала в своем сердце с тех пор.

— О, — он вздрогнул. После паузы он пробормотал: — Правда ли, что отряд Ри?т использовал черные пули?

Слух, о котором говорили буквально все в темных силах. Если тела находили с черной пулей, их отмечали как предателей. Если их тела вообще когда-либо находили. Дженкинсу нравилось следить за тем, чтобы некоторые из них никогда не были найдены.

Я снова взглянула на молодого солдата.

— Да. Это правда.

Он побледнел как полотно и сглотнул.

Я посмотрела назад через прицел и увидела, что Кости все еще лежал на земле. Меня охватила злоба, когда я увидела его в таком состоянии.