Оставь страх за порогом
Шрифт:
– Вы так считаете? Настаиваете? Тогда отпразднуем встречу и успешное наступление к Саратову… Откуда вы родом? Я из-под Ярославля, точнее, Гаврилов-Яма, но детство прошло в Пошехонье, известном даже за рубежом сыроварением. Очень скучаю по родным местам, а еще по истинно русской речи – устал болтать по-английски, скоро стану мыслить на чужом языке…
Грум-Гримайло позволил Синицыну полностью высказаться, дожидаясь, когда уснет. «Как в его годы – он ненамного старше меня – стал Георгиевским кавалером? Крест дается лишь за проявление личной храбрости в бою под пулями. Владей я, как он, английским, тоже поработал бы
Когда Синицын обмяк и наконец-то умолк, поручик перенес его на кровать. Решил дать выспаться, чтобы вернулся человеческий облик. Вышел в коридор и вспомнил об оставленной в номере полевой сумке с важными документами. Тут же отдернул себя: Синицын свой до гробовой доски, опасаться за сохранение содержимого сумки не стоит. Тем не менее запер дверь номера на два оборота ключа.
Из шифровки Альта Реввоенсовету:
…Британские тяжелые танки системы «Блекфорд» в количестве 16 отправлены в Камышин на открытых платформах, танки закамуфлированы под полевые кухни.
…Врангель установил связь с Колчаком лишь по телефону через Афины, Константинополь.
…в районе Мокрой Мечетки базируется 6 пехотных полков, одна батарея переброшена в Солодники-Вязовку.
…в Ростов отправлен стратегический план наступления в начале осени, копия плана прилагается…
Никифоров ласково погладил карман, где лежал кисет. «Страсть как хочется поскорее похвастаться перед штабс-капитаном! Жаль, запрещено идти в штаб – берегут меня, не желают, чтоб подпольщики узнали, что якшаюсь с беляками».
Догадывался, что штабс-капитан перепишет донесение, вернет, прикажет исполнять приказ Шалагина. Размышляя, шел по городу, точно слепой, не замечая ничего вокруг. «Как отдать кисет? Понятно, не на людях. Время поджимает – надо найти нужный состав до Камышина. Что же сделать? Продолжать услуживать белым и оставаться незапятнанным, чистым перед красными? Шалагин с Магурой не должны сомневаться в моей им преданности. Коль станут копать, докопаются, что переметнулся к белякам, не поймут, что не имел иного выхода…»
Искал и не находил ответа на вопрос, каким способом отдать штабс-капитану кисет с запиской, не переступая порог контрразведки.
Решение явилось неожиданно: «Как мог забыть про телефон? Он на то существует, чтобы разговаривать, не видя собеседника! Откуда позвонить? Из аптеки нельзя, там постоянно народ, услышат, с кем связываюсь, что говорю…»
Вспомнил о любовнице: «У Настюхи, точнее, у ее хозяев, телефон с давних пор. Большевики не забрали – врач нужен и красным, вряд ли конфисковали беляки, и им врач необходим».
Прибавил шаг. Проходными дворами дошел до двухэтажного особняка, где на первом этаже практиковал известный в Царицыне доктор Кацнельсон, второй этаж занимала семья врача.
У нужного подъезда оглянулся по сторонам, успокоился, не увидев слежки, покрутил ручку звонка. Юркнул в дом.
– Хозяева у себя?
– Арон Исакович
– Сильно был занят.
В кабинете Никифоров снял с висящего на стене «Эриксона» трубку. Стоило услышать голос «телефонной барышни», заспешил:
– Контрразведку, что на Головинской! Срочно!
Дождавшись соединения, попросил позвать штабс-капитана Эрлиха. Ждать пришлось недолго. Услышав знакомый чуть хрипловатый голос, Никифоров сдержал участившееся дыхание:
– Здравия желаю! Никифоров на связи! Подарочек имею, для вас сильно дорогой.
– Что за подарок? – перебил Эрлих.
– Писулька подпольщиков. Шалагин наказал отвезти своим, передать рука в руку главному в ихней армии!
– Читали письмо?
– Как можно? В кисете оно.
– Где находитесь?
– У Настюхи, – выпалив, Никифоров поспешил поправить: – На Бутырской, в доме доктора Кацнельсона.
– Ступайте немедленно к себе, за подарком пришлю знакомого вам поручика.
Трубка онемела. Никифоров еще подержал ее, затем повесил на аппарат.
– Не желаешь ли отведать ликерчика? – спросила служанка. – Ух и сладкий.
В иное время и в отсутствие доктора с женой Никифоров непременно осушил бы рюмку-другую, закусил осетриной, полюбезничал с девушкой, но в этот раз он чмокнул девушку в щеку и вышел из дома. Пересек площадь с чахлым сквером и поспешил в свой Зацарицынский район.
Начинало смеркаться, редкие фонари еще не горели, чему Никифоров радовался – в полумраке не определить, кто куда спешит.
«На соседей наплевать с высокой колокольни – пусть видят, что вернулся, а для Шалагина с Магурой я сейчас мчусь на всех парах в Камышин… Придут от штабс-капитана, отдам кисет, подожду, когда письмо перепишут и вернут – беляки хитры, меня под топор не поставят. Жаль, не сам штабс-капитан придет, не услышу похвалу. Соснуть не удастся, придется в депо бежать».
Улица была пустынна, лишь в конце ее заливалась лаем собачонка с обрубленным хвостом.
«Напрасно считал себя невезучим, видать, в сорочке родился. И перед подпольщиками остался безгрешным, и офицеры зауважали. Другой на моем месте сидел бы в тюряге на хлебе и воде или висел в петле, а я на свободе и заимел всесильных хозяев, не чета большевикам. Кисет с письмецом вроде пропуска в рай, но не в небесный, а земной».
Возле своего дома перешел на шаг. Свет в доме не стал зажигать. Снял туфли и лишь прошел на кухню, как за спиной отворилась входная дверь.
Никифоров обернулся и успокоился, увидев на вошедшем погоны.
– Скоры на подъем, ваше благородие. Кажись, только что телефонировал, а вы тут как тут, – достал кисет. – В табаке писулька, думаю, зашифрована, но не мне вас учить, как прочесть. Коль задача окажется сильно сложной, заграбастайте Шалагина, прижмите как следует, и расколется, выдаст шифр.
Никифоров протянул кисет, и внутри точно оборвалось – перед ним стоял не Грум-Гримайло, а незнакомый военный…
Вначале Магура не поверил собственным глазам – Никифоров, который должен быть на пути в Камышин, в крайнем случае в депо в поисках нужного состава, преспокойно шел по городу. Чекист верил в третьего в их тройке как самому себе, считал, что на Никифорова можно смело во всем положиться, и был несказанно удивлен, став свидетелем невыполнения приказа.