Осторожно - чужие !

Мееров Александр Александрович

Однако оживление, общее приподнятое настроение, возникшее на новом этапе работы, длилось не так уж долго. Прошел месяц, второй, кончался третий, а на огромных экранах, установленных в главной пультовой, не появлялось ничего такого, что можно было счесть за вразумительный знак, что подкрепило бы надежду исследователей, стремившихся подключиться к потоку Информации. Главное, правда, было уже достигнуто. В результате совместных усилий физиков и кибернетиков удавалось улавливать и фиксировать импульсы-сигналы, излучаемые протоксенусами. Как только в долине закончили монтаж электронно-вычислительного центра, показания приборов-датчиков, установленных в кратере, стали поступать на обработку в счетно-решающие

устройства. Но и они не в состоянии были разобраться во все растущем потоке сигналов. Пришлось удвоить, а затем и утроить емкость ячеек памяти, но и этого оказалось недостаточно. Тогда заговорили скептики. Считая, что несколько клеток в организме какого-нибудь жука, не говоря уже о протоксенусах, намного сложней, чем вся система вычислительного центра, они обычно утверждали:

– Пожалуй, электронные мозги всей планеты не в-состоянии понять протоксенусов. Они просто глупее их.

Может показаться странным, но именно Хук первым давал отповедь маловерам:

– Однако и дурак кое-что поймет, если умный будет говорить с ним, скажем, о погоде.

Вообще, в этот период Хук радовал Крэла и Ваматра, освободив их от необходимости постоянно выпрашивать средства на проведение изысканий. Хук не отказывал ни в чем, делал срочные, дорогостоящие заказы в различных странах мира, выписывал самую совершенную, наиболее современную аппаратуру и приборы, нанимал лучших специалистов. Впрочем, секрет его энтузиазма был прост: протоксенусы способствовали проведению органического синтеза из элементов. Ни один процесс, происходящий в биосфере Земли, не мог соперничать по скорости с тем, что происходило в лаборатории, прилепившейся к кратеру. Элементы "неживой природы" - азот, кислород, углекислота воздуха - под воздействием солнечной радиации превращались в органическую массу. Процесс не новый, миллиарды лет назад начатый на Земле растениями, но земные растения, месяцами накапливающие сахаристые вещества и крахмал, не могли состязаться с установками, находившимися под влиянием протоксенусов. Производительность опытного участка площадью в несколько квадратных метров равнялась производительности нескольких акров полей, но... но протоксенусы "разрешали" людям вести процесс только в течение сорока минут в сутки. Никакие ухищрения экспериментаторов не давали способа увеличить этот срок. Протоксенусы, словно демонстрируя свои необычайные возможности, вернее, знания, почерпнутые ими из Вселенской Сферы Информации, показывали, на что они способны, что в состоянии дать людям, однако выдавали только крохи.

– Не верят они нам, - сокрушался Ваматр.

– Не усложняйте, доктор, - подбадривал Хук.
– Я согласен с Крэлом. Он не считает их разумными, и он прав. Нужное нам мы от них возьмем.

– Если сумеем. Сложно все это и... страшновато.
– Ваматр поежился, плотнее укутываясь в плед.

На небольшой террасе у нижнего ряда домиков-коробочек, защищенные от ветра, стояли кресла. На спинке каждого висел теплый плед, предохраняющий от холода и сырости. Ясное небо, усеянное неприветливыми звездами, чернота зияющего под ногами обрыва - все напоминало морозную ночь где-то на севере.

– Никак не могу привыкнуть к мысли, что я в Африке. А вы, доктор? спросил Хук.

– И я.

– Вы здесь не хуже себя чувствуете, чем в Холпе?

– Нет, нет, пожалуй, даже бодрее. Вот только...

– Вас все больше и больше огорчают протоксенусы?

– Хуже. Люди наши. Особенно Ялко. Да и не только он, конечно. Боюсь приезда Лейжа. Аллан так "восприимчив. Ну а Ялко... Знаете, он как-то слился с протоксенусами, Порой говорит об их "философии", об их отношении к людским проблемам, словно выступает их дипломатическим и полномочным представителем. И он не один. Прислушиваюсь к часто

возникающим у нас спорам и иногда не могу понять, то ли это интерпретация самих спорящих, то ли высказывается "мнение" протоксенусов. Что же касается Ялко, то тот вообще всегда готов отстаивать "интересы и взгляды" новых на Земле обитателей.

– Холодно уже становится, а хочется еще побыть на воздухе.

– Да, видимо, уже пора забираться в наши пеналы.

– Не сетуйте, доктор, сами понимаете, как здесь трудно создать комфорт больший, чем это удалось.

– Ну что вы. Хук, все превосходно.

– Вы же знаете мой девиз: всякое дело надо делать хорошо, если нельзя не делать вовсе. Смотрите, сюда идет Крэл.

– Крэл, что это у вас, неужели догадались притащить бутылочку французского?

– Сыро ведь, зябко здесь.

– Вот молодчина. Подсаживайтесь поближе и сразу берите плед. Что там, в центре?

– Наладили передачу записей на экраны верхней лаборатории и на главный пульт. Теперь от сумматоров будем получать расшифровки прямо сюда.

– А каковы сигналы?

– Хаос.

– Да, не получается пока подключение к Сфере Связи.

– Не будем терять надежды. Вы чем-то обеспокоены, Крэл?
– В вопросе Хука чувствовалась заботливость.

– О, вы хороший психолог. Настроение действительно отвратительное.

– Неудачи?

– Не только это. Альберт Нолан.

– Что, что с ним?
– Ваматр даже вывернулся из пледа и поставил на столик рюмку с недопитым коньяком.

– Я получил от него письмо.

– Вот как.

– Он предупреждает всех нас, что мы, по его мнению, теряем контроль над протоксенусами. Он очень ясно намекает, что не допустит их распространения, так как это может привести к страшным последствиям. Письмо суховатое, если не сказать больше.

– Но ведь они у нас в кратере и ничего поделать не могут!

– А их попытки взлететь?

– Таких попыток не было.

– Следовательно, Нолан лжет?

Ваматр не переносил, когда в его присутствии дурно отзывались о Нолане:

– Альберт не может сказать неправду! Никто, поймите, никто из наших дежурных этого не видел.

– Оказывается, - Хук помедлил, - оказывается, один человек все же видел.

– Кто?

– Лаборант Грэо.

– Да что же у нас творится? Мы сами ничего не знаем, и вдруг... Крэл, я ничего не понимаю, я отказываюсь что-либо понимать. Грэо? Да как же он мог, как посмел не занести в протокол, не сделать записей в лабораторном журнале? Ну хотя бы устно... Нет, нет, его надо немедленно... Я не знаю что, но что-то надо сделать немедленно. Уволить! Да, да, прежде всего уволить.

– Ни в коем случае. Может быть, это единственный шанс узнать, кто же у нас работает на Нолана. Исключительный случай, и мои детективы, надеюсь, не оплошают.

Теперь Крэл быстро поставил рюмку и повернулся к креслу Хука. В полумраке террасы, немного подсвеченной красными охранительными огнями, парящими над кратером, лицо его едва угадывалось, не разобрать было, что оно выражает, но тон, которым Хук заявил о детективах, был серьезен.

– Ваши детективы? Так.
– Крэл помолчал и затем решился.
– Вы их держите и здесь, среди нас?

– Разумеется.

– Вы меня очень порадовали. Как-то надежней себя чувствуешь при мысли о такой... о таком внимании.

– Не следует обижаться, Крэл. Без этого невозможно. Люди у нас разные, и теперь их много. Право, не сердитесь, тем более, что детективы у меня отличные. Здесь все дело в методе. Я нанимаю их сразу несколько и прежде всего каждому даю задание: узнать, кто кроме него занимается слежкой. Тот, кто выявит остальных, сам не будучи раскрыт, и считается лучшим.

Ваматр вдруг развеселился и даже захлопал в ладоши: