Осторожно – дети! Инструкция по применению

Трауб Маша

– Почему меня никто не понимает? – почти кричит внук, оставляя бабушку в недоумении.

Наших детей действительно уже нечем удивить. Мой собственный сын, которого я потащила на Олимп, сказал, что это «гора как гора». Он не поверил, что там жили Боги. А я в его возрасте верила и в Аполлона, и в Артемиду.

Я впервые оказалась в таком месте – комплексе, куда едут только с детьми. Бабушки, мамы, папы, няни, тети, дедушки. Весь городочек живет по детскому режиму и детскими заботами.

– Ой, – закричала я,

получив мячом в голову. Рядом стоял мальчик и смотрел на меня очень внимательно.

– Быстро извинись перед тетей!

– Ай, – опять закричала я, получив разряд из водного пистолета в спину.

– Сколько раз тебе повторять – не стреляй в людей! – выговаривала другому мальчику мама.

Войти в море сложно – нельзя наступить на чей-нибудь куличик из песка. Надо умудриться не подвернуть ногу на брошенной лопатке или ведре и увернуться от летящего на тебя ребенка, за которым гонится бабушка с панамкой.

– Мама, я какать хочу! – кричит девочка на надувном матрасе, загребая в сторону берега.

– Женщина! Помогите ей! – кричит мне ее мама, поскольку я рядом, в воде.

Толкаю матрас с какающей девочкой.

– А-а-а-а! – орет очередной ребенок. – Меня медуза укусила!

Оказывается, это мой ребенок. Поскольку кричат они все одинаково, я даже не сразу его узнала.

Как он умудрился запихнуть себе медузу в плавательные шорты – не знаю. Теперь скачет на одной ноге, трет попу и орет на весь пляж.

Другим детям тоже понравилась такая идея, и через пять минут несколько мальчишек уже гоняются друг за другом с ведрами, норовя засунуть медузу в трусы «противника». Поскольку они носятся кругами, поднимая ногами песок, взрослым остается только отплевываться.

Родители дружно усаживают детей читать книжки. Дети уже забыли, как выглядят буквы, поэтому родители читают сами.

– Что такое хандра? – спрашивает девочка, которой мама читает «Евгения Онегина».

– Это когда плохо, тоскливо, ничего не хочется.

– А наследство он получил? – уточняет девочка.

– Да.

– Странная книга. А ты говорила, что про любовь.

Вдруг дети срываются с места и бегут на импровизированную сцену – начинаются игры.

Родители закрывают книги и закатывают глаза. Дети вопят от восторга. Игры такие – нужно ударить пинг-понговый шарик об пол и поймать его чашкой. Или поймать футбольный мяч ведром.

– А нельзя организовать детям что-нибудь интеллектуальное? – просит одна строгая бабушка. Дети смотрят на нее почти с ненавистью.

Обед – тренировка нервной системы. Сколько времени может выдержать взрослый, когда рядом сидит ребенок и стучит двумя ложками, а другой изображает сражение на ноже и вилке? Надо признать, что к этим звуками быстро привыкаешь.

Когда

становится темно и угомонившиеся дети засыпают, включается местная сова. Она ухает всю ночь, до рассвета. Громко и с одинаковыми промежутками времени. Я слышала, как одна мама всерьез собиралась взять рогатку сына и пойти охотиться на птицу. Где-то рядом заплакал во сне ребенок – в соседних домиках на подушках вздрогнули мамы. «Мой? Нет, не мой».

Уснули, поели, поплавали, поели, упали с лестницы, разбили губу, потемпературили, объелись мороженым, покрылись сыпью, устроили скандал по поводу неработающего кондиционера, устроили скандал, чтобы уборщица приходила убирать утром, а не после обеда, устроили скандал из-за слишком шумных соседей, съездили на очередную экскурсию, поставили галочку, что там были… Вот и весь долгожданный отпуск прошел. Измученные мамы возвращаются домой и с ужасом слушают рассказы соседок о привезенных с курортов вирусах. Слава богу, что у нас ничего такого не было. Значит, хорошо отдохнули. И мы, мамы, в этот момент не помним, что наш детский отдых был не таким, какой мы устраиваем нашим детям. И наши мамы не возвращались после отпуска осоловевшими, как после трудовой вахты, несмотря на все удобства, о которых они не смели даже мечтать, несмотря на рестораны, экскурсии, пляжные полотенца, аниматоров и прочее, прочее.

Меня мама часто возила в Гагры. Там жила ее давняя знакомая Светлана, которая сдавала нам комнатушку, где стояли две кровати, одна тумбочка и узкий шкаф. На стене висела репродукция картины «Аленушка» (это где она над омутом).

Воду давали два раза в день – утром и вечером. На час. Утром нужно было набрать полную ванну, чтобы хватило помыться и постираться.

По вечерам иногда выключали свет, и хозяйка зажигала свечи в красных подсвечниках. Она рассказывала разные истории – о себе, своей семье, дальних родственниках. Они всегда одинаково начинались и одинаково заканчивались. Как сказки или как мифы. Менялись только детали. «В тот год я вышла замуж за Эдика». «Так мы и остались вдвоем с Нариночкой».

Нариночке, единственной дочке Светланы, было шестнадцать, и на лестнице она красила блеском губы, а перед дверью стирала его, чтобы не заметила мама. А еще она тайком бегала на дискотеку, где встречалась взглядами с Маратом. Они даже ни разу не танцевали и не разговаривали, но Нариночка говорила, что у них «большая любовь на всю жизнь». Я совершенно открыто бегала с ней на дискотеку и красила губы блеском – мама мне разрешала все. Но это не было так волнительно, как Наринкины влюбленные полувзгляды и чувство абсолютного счастья от того, что губы сверкают перламутром.

Наринка была смешливой, а тетя Света никогда не улыбалась. Даже тогда, когда моя мама пыталась ее рассмешить, рассказывая анекдоты. Тетя Света перестала улыбаться в тот год, когда похоронила любимого Эдика и «осталась вдвоем с Нариночкой». Моя мама никак не могла понять, почему нужно было давать себе такой обет. Никто не мог понять, кроме самой тети Светы, которой тогда едва исполнилось сорок три года. Молодая женщина, она мне казалась совсем пожилой, почти старушкой.

В обед мы с Наринкой резали овощи на салат, мыли посуду и полы. Пол нужно было оставлять чуть мокрым, чтобы блестел от воды. Тогда, в прохладе, все ложились спать. Только гудел маленький вентилятор тети Светы и зудели мухи, которые рано или поздно врезались в клейкую ленту, подвешенную над столом.