Осторожно, тетя!

Александрова Наталья Николаевна

Еще пока медленно шли по Литейному, разыскивая нужный дом, тетя Каля глазела на богато оформленные витрины. Теперь же она просто застыла на месте.

– Это же надо такое людям показывать! Это что – белье? Что ж за белье – и ничего не прикрывает, и не греет, опять же кружева небось натирают.

– Не натирают, – усмехнулась Лола. – Женщины в этом белье траншею не копают и марш-бросок не делают.

– Да уж, – вздохнула тетя Каля, – представляю, что сказал бы Степан Тимофеевич, если бы увидел меня в таком белье. – И она трубно захохотала.

Лола представила кокетливые трусики и лифчик, только раз в десять больше, чтобы налезли на тетку, и закатилась хохотом так, что даже прохожие оборачивались.

Они

смело вошли в подъезд, не отягощенный домофоном, и поднялись на второй этаж. Лестница когда-то была очень красива – с витыми чугунными перилами и богатой лепниной на потолке. Сейчас все выглядело довольно запущенным, но грязи на полу не было, и пахло не то чтобы приятно, но и не помойкой.

Лола не придумала еще, что они скажут старухе Дубовой и станет ли она вообще с ними разговаривать. Тетя Каля склонялась к тому, что следует говорить правду и только правду – люди, мол, поймут. Лола никак не могла тетку разубедить.

– Ну ты пойми, тетя Каля, – говорила она на ходу, – ведь дело наше не совсем обычное. Ведь уже два покойника в это дело замешалось, стало быть, очень опасное оно. А ты хочешь первому встречному человеку все выболтать! Ну разве так можно…

Не успели они подойти к двери, как она распахнулась и вышла женщина лет пятидесяти, одетая скромно и даже слегка неряшливо. Лола тотчас подхватила тетю Калю под руку и увлекла вверх по лестнице. Женщина мазнула по ним равнодушным взглядом и отправилась по своим делам.

– Ты чего, Ольга? – загудела Калерия, как только женщина скрылась за дверью подъезда. – Как раз из нужной квартиры женщина, может, разузнали бы чего…

Но Лолина интуиция подсказала ей действовать иначе. На двери висела табличка: «Дубовой – 1 зв. Мигунец – 2 зв.».

Лола нажала на кнопку. Послышались старческие неуверенные шаги, и дверь тут же открыли, ничего не спрашивая. Даже тетя Каля удивленно покачала головой.

На пороге стояла невысокого роста весьма полная старушка, глядя на широкую улыбку которой Лола сразу же заподозрила, что с бабусей не все ладно. Жидкие седые волосы были завязаны розовой ленточкой, на руке на каждом пальце поблескивали дешевенькие колечки с разноцветными стекляшками вместо камней.

– Здравствуйте! – воскликнула старушка громким жизнерадостным голосом, как актриса на детском утреннике. – Гости! Очень люблю гостей! А что вы мне принесли?

Лола с тетей Калей переглянулись.

– Ленты, кружева, ботинки, – пропела старуха, – что угодно для души! Фик-фок на один бок! – Она расхохоталась. – Ну если нет ничего, то так проходите, посидим, чаю попьем…

– Это хорошо, – тетя Каля вдруг вытащила из своей необъятной сумки коробку конфет, – как раз к чаю будут…

Старушка по-детски захлопала в ладоши от радости, и Лола полностью утвердилась в диагнозе: бабка в глубоком маразме. Она подумала, что зря они сюда пришли, вряд ли удастся что-нибудь узнать, но тетя Каля уже дала себя увлечь в комнату.

Против обыкновения в квартире наблюдался порядок и относительная чистота. В прихожей был явно не так давно сделан ремонт, то есть, конечно, обои были наклеены самые простенькие и дешевые, белорусского производства, и линолеум старый, времен развитого социализма, но не валялось никаких бебех, как обычно в коммунальной прихожей, не стояли бабушкины пыльные сундуки и бельевые корзины с довоенными газетами. В комнате у старухи тоже было вполне уютно. На широком подоконнике вольготно расположились комнатные цветы, кровать была прикрыта ярким покрывалом, стоял не новый, но вполне приличный телевизор корейского производства. Старушка уселась в кресло и вопросительно посмотрела на гостей.

– Мы к вам, Галина Павловна, из районной социальной службы, – затараторила Лола, – вот, ходим, проверяем, в каких условиях живут пенсионеры нашего района… А конфеты – это от вашего депутата подарок к трехсотлетию города…

Старушка

снова радостно рассмеялась, при этом на губах у нее лопались пузыри, как у младенца. Тетя Каля вызвалась поставить чайник, Лола осторожно приступила к расспросам. Галина Павловна вдруг вскочила с места и подбежала к старому трельяжу. Зеркало на нем потрескалось, но пыли, как отметила Лола, не было. Стояли там разные баночки с кремами и валялись тюбики с губной помадой. Старушка придирчиво оглядела себя в зеркало, взялась было за гребень, но потом оглянулась на ожидавшую Лолу и решила, видно, не отвлекаться надолго. Она только наскоро накрасила губы, причем по причине плохого зрения, накрашенный рот получился чуть сбоку от настоящего. Но старушку это ничуть не смутило. Она еще раз оглядела себя в зеркало и осталась удовлетворена, после чего села в кресло и довольно внятно рассказала, что живет она одна, родственников никаких нет. Но они прекрасно ладят с соседкой Верой Мигунец. Вера женщина самостоятельная, к ней хорошо относится. Дальше пошла какая-то галиматья, старуха стала повторять, что плохо выглядит, потому что давно не была у своего парикмахера. Лола, боясь, что так ничего и не узнает, прямо спросила, всегда ли старушка жила одна. Та сразу же пригорюнилась и сообщила, что был у нее муж, и сын, и невестка даже была. Муж ее был знаменитым артистом, ее, Галину, носил на руках, совершенно ничего не позволял делать. Сынок Толя тоже был очень почтительный и славный мальчик, маму любил. Но муж умер – скоропостижно, от обширного инфаркта. Он очень волновался, переживал, потому что ему как раз должны были присудить Госпремию, вот сердце и не выдержало. А сын вскорости женился. Она, Галина Павловна, встретила невестку как родную, но та сразу же ее невзлюбила.

Пришла тетя Каля с горячим чайником и стала доставать из буфета чашки. Они с Лолой переглянулись поверх старухиной головы: надо же, вроде в маразме, а про прошлое говорит как складно! Только непонятно, где тут правда, а где бабуля сочиняет.

А бабулю несло, как видно, соскучившись по слушателям, она норовила побыстрее вывалить все, что наболело.

Невестка оказалась очень нехорошей женщиной, она делала всяческие гадости Галине Павловне и настраивала сына против нее.

Лола подумала, что если бы ей пришлось жить в одной комнате со свекровью, то вряд ли она относилась бы к той с любовью.

Они ссорились, продолжала старуха, и она, Галина Павловна, всегда заступалась за сына.

«Все ясно, – решила Лола, – она бесконечно вклинивалась между молодыми, не давала ни слова сказать, ни одним побыть».

И однажды невестка ушла, а сын так переживал, что у него случился инфаркт. Оказалось, это наследственное.

Тетя Каля сочувственно поцокала языком. Старуха сорвалась с места и стремительно метнулась к шкафу. Вообще для женщины такого преклонного возраста она была удивительно подвижна, вот только с головой явно не все в порядке. Старуха вытащила старый альбом для фотографий в потертом плюшевом переплете когда-то малинового цвета. На первой же странице оказался вложен довольно большой портрет мужчины в траурной рамке. Тетя Каля схватила фото и впилась в него взором, потом оглянулась на Лолу и покачала головой: не тот, мол. Лола и сама понимала, что старухин сын – это совершенно не тот Дубов, который был им нужен.

Тетя Каля машинально рассматривала снимки, старушка, не умолкая, вещала что-то свое.

– Скажите, – внезапно изменившимся голосом спросила Калерия, – а это кто?

На снимке была большая группа молодых людей в летней одежде.

– А это Толино двадцатилетие они справляли на даче, – толково ответила старуха. – Вот Толик, а это друг его, самый близкий, со школы они еще дружили, тоже Толя, Сомов…

Лола взглянула на тетку, та подмигнула в ответ: тот самый, ее второй муж, который представлялся Анатолием Дубовым! Они на верном пути.