Осторожно, женское фэнтези. Книга 1
Шрифт:
Я с сожалением вздохнула:
— Этот ответ я уже слышала. Думала, вы знаете правильный.
Оливер смерил меня взглядом, в котором смешались удивление и что-то похожее на уважение.
— Все-таки вы очень изменились, мисс Аштон. Прежде вы не интересовались подобным.
— Почему же? Интересовалась. Но спросить было не у кого… Как и сейчас.
Ректор косо усмехнулся:
— Желаете знать ответ? Он вам не понравится.
— Догадываюсь.
— Эльфы в академии учатся, — произнес Оливер. Сделал небольшую паузу и добавил: — Они изучают нас, людей. Магов-людей. Это не официальная версия, это мое личное мнение,
— Хорошее объяснение, — кивнула я, соглашаясь. — Как думаете, им и задания дают? Ну, что-то вроде “Познакомься с несколькими магами разной специализации, войди к ним в доверие и подготовь доклад по каждому”?
— У вас есть приятель-эльф? — догадался ректор.
— Есть, — признала я хмуро. — Видимо, отличник.
Грайнвилля после того случая с монеткой-желанием я видела только дважды, мельком. По его словам, он был чем-то занят, обещал, что скоро освободится и сможет проводить с нами больше времени… Не дождется! Правильно я решила не посвящать его в наши дела.
— Скажите, милорд, а вы не думаете, что эльфы могут заниматься более углубленным изучением людей? Собирать опытные образцы?
— Нет, — покачал головой Оливер. — Уверен, что эльфы не причастны к исчезновениям, если вы об этом. Они не используют темную магию. Это против их природы. Потому их народ и пострадал так сильно в войне с людьми. Им нечего было противопоставить нашим боевым заклинаниям, проклятиям, поднятым некромантами армиям зомби и призванным путем кровавых ритуалов демонам. Они не слишком нас любят, да, но у них и нет для причин для любви. Они присматриваются к нам, как к вероятному противнику, но, скорее, для того, чтобы разработать способы защиты. И их можно понять. Они неукоснительно соблюдают законы, придуманные, чтобы не допустить новой войны. Вчера вы могли в этом убедиться. Они готовы были пожертвовать жизнью своего лорда, лишь бы не позволить человеку снова пролить кровь эльфа.
— Обагрить руки в его крови, — припомнила я дословную цитату. — Если бы речь шла о пролитии крови, доктору Грину не удалось бы обойти эти дурацкие правила. И знаете, даже при том, что я не питаю теплых чувств к доктору, в этом я с ним согласна: законы дурацкие.
— Нет, — не желал оглашаться ректор. — Непонятные нам, но для эльфов они имеют смысл. Многие из них еще помнят ту войну. И мистер Грин это, кстати, понимает.
— Да уж, понимание он вчера выказал всеми возможными способами, — не удержалась я от ухмылки. — Видно, эльфам все же дорог их лорд, раз уж они простили ему такие оскорбления.
— Не простили. Они их просто не заметили. Человек не может оскорбить эльфа, — милорд Райхон поморщился. — Вас же не оскорбляет лай дворового пса или жужжание мухи над ухом? Я, конечно, утрирую… но совсем немного. Доктор мог сколько угодно сотрясать воздух, никакого эффекта это не возымело бы. И даже то, что после он извинился…
— Извинился? — перебила я недоверчиво.
— Перед началом операции. Сказал, что бывает не сдержан в минуты волнения, и просил простить ему невольную грубость.
— Я ни слова не поняла из того, что он говорил, — призналась я.
— Это — один из малораспространенных среди людей диалектов эльфийского. В те годы, когда мы с Грином учились, в академии изучали и его, но сейчас им почти не пользуются. Так что господин доктор перед эльфами извинился, но в глазах своих подчиненных остался бесстрашным
— Ловко, — не могла не признать я. — А что ответил эльф?
Милорд Райхона улыбаться перестал.
— Ответил, что не заметил грубости, но обещал обдумать услышанное, когда у него будет на это время. Но так как время на подобную ерунду у него появится нескоро, человек может не дожить до дня, когда эльф поймет, за что тот извинялся.
Я вспомнила лицо Грина в тот момент, когда он это услышал: беловолосый поставил его на место одной фразой. Жаль, что мало кто из присутствующих это понял.
— Странная у нас с вами беседа выходит, мисс Аштон, — сказал ректор. — Я хотел поговорить о вас, а не об эльфах или докторе Грине. Это ведь вашу проблему с магией нам предстоит решить.
— И чем могут помочь разговоры? — спросила я. Прерванная тема — и эльфы, и доктор — была мне более чем интересна.
— Мне хотелось бы узнать вас получше, Элизабет. Целители ведь тоже назначают лечение индивидуально, исходя из особенностей организма пациента. Вот и я пытаюсь определить, что может помочь именно вам. Понимаете?
— Понимаю, — я не возражала против того, чтобы он “узнал меня получше”, только бы не узнал слишком многого. — Скажите, что бы вы хотели знать обо мне, и я отвечу.
— Вы помните, как впервые проявился ваш дар?
— Да. Мне было десять…
Медленно, боясь запутаться, я вытягивала из чужой памяти воспоминания и пересказывала их ректору. И хоть говорила только правду, меня не оставляло ощущение, что он мне не верит. Проклятая интуиция!
Когда время, выделенное Оливером на нашу встречу, подошло к концу, я вздохнула с облегчением.
— Продолжим завтра, — сказал он мне, прощаясь.
— Завтра я иду в лечебницу с леди Пенелопой, — напомнила я.
— Тогда увидимся после выходных.
— Конечно, милорд.
За три дня нужно было придумать что-то, что заставило бы его забыть о подозрениях.
Но сегодня были другие дела: написать письмо родителям Элизабет и подготовиться к посещению общества Огненного Черепа.
Из-за письма я переживала сильнее, но стоило достать чистый лист бумаги и обмакнуть перо в чернильницу, как все сомнения развеялись и нашлись нужные слова.
“Милая моя матушка!
Прости, что которую неделю уже извожу тебя молчанием. Знаю, ты тревожишься обо мне, но поверь, родная, для этого нет ни малейших оснований. Я жива, здорова, а те перемены, что произошли не так давно в моей жизни, думаю, порадуют и тебя, и папеньку…”
Я на двух страницах расписала преимущества перехода с боевого на целительский факультет, не забыв попросить прощения за то, что не поставила родителей в известность до того, как предпринять этот “наверное, первый ответственный шаг” в своей жизни. Высказала надежду, что они поймут “благородные порывы” и разделят со мной “невероятную радость от того, что дар мой будет служить теперь благу людей, а не станет источником боли и страданий”. Пожелала родительнице крепчайшего здоровья, передала горячий привет обожаемому папеньке и, подписавшись “Неизменно любящая вас обоих Элси”, вложила лист в уже подписанный конверт. После осталось лишь запечатать его одолженным у Мэг сургучом, снести в холл и опустить в ящик. Жилички привилегированных общежитий освобождались от необходимости ходить на почту, чтобы получить или отправить корреспонденцию.