Остракон и папирус
Шрифт:
Внезапно у наксосца защемило сердце: вот так же пять лет назад перед капитаном-навклером афинского сторожевого корабля стояла на коленях другая девчонка, пока самого Батта двое моряков держали за руки. Третий приставил к его горлу нож.
Заставляли смотреть, как ее насилуют, а потом еще глумились над трупом. Брат не смог защитить сестру… Батт сглотнул, но тут же взял себя в руки.
Надсмотрщик остановился рядом с жертвой. Ухмыляясь, замахнулся плетью. От хлесткого удара на голом плече рабыни вздулся рубец. Она дернулась
Краснорожий снова замахнулся, однако ударить не успел.
– Стоять! – неожиданно рявкнул Батт.
Надсмотрщик в недоумении уставился на чужака. Еще не хватало, чтобы прохожие горлопаны указывали ему, что делать можно, а чего нельзя. Геометрический узор из меандра и спиралей на руках и шее тоже не говорит ни о чем, кроме того, что этот наглец – эллин.
Потом спросил:
– Ты кто?
– Ты ее продаешь? – задал наксосец ответный вопрос.
– Сука! – прорычал краснорожий, не ответив, и поднял плеть.
Брошенный наксосцем камень больно ударил его в плечо. Надсмотрщик рванулся к забору. Но достать чужака плетью не смог, тогда он в ярости затряс жерди.
– Так с товаром не обращаются, – Батт говорил спокойным уверенным тоном. – Значит, ты не хозяин, иначе берег бы свое добро.
– Хозяин, не хозяин… Какое твое собачье дело! – горячился краснорожий. – Проваливай, пока не наваляли!
– Ладно, – уступчиво согласился наксосец, – тогда иди сюда и наваляй.
Батт с показной неторопливостью расстегнул портупею.
Отшвырнув плеть, надсмотрщик ринулся к воротам. Отодвинул засов, выскочил наружу. Пошел на чужака с грозной гримасой на лице. Он был уверен: сейчас этот наглец от боли выпучит глаза, как опущенный в кипяток рапан.
Его остановил удар ногой в живот. Но чтобы свалить ветерана, пусть даже сменившего опасное, хотя и почетное место в фаланге на спокойную службу в лагере для рабов, одного пинка мало. Выпрямившись, краснорожий прорычал ругательство, а затем мощно махнул рукой. Лицо от натуги покраснело еще больше.
Наксосец ушел в сторону, но тут же впечатал кулак под ребра надсмотрщику. Тот словно наткнулся на стену – согнулся, прижимая ладонь к боку. Сильный удар в челюсть швырнул его на спину.
На шум из барака выбежали еще двое громил. Бросились на помощь товарищу, однако остановились, увидев за изгородью хмурые рожи пиратов. Наксосцы нагло таращились на лагерную охрану, демонстративно достав ножи. Да и толстые палки выглядели угрожающе.
Батт надавил подошвой крепиды краснорожему на горло.
– Где управляющий?
– Гелесибий скоро вернется, – глухим от натуги голосом прошипел тот.
– Я подожду, – процедил наксосец. – Как зовут девчонку?
– Фракка, мы так всех фракийских рабынь называем.
– Я ее покупаю… Приведи фракку в порядок, иначе она уйдет по цене овцы… Хозяин тебе этого не простит… Понял?
– Да, – голос надсмотрщика звучал
Когда жгучий шар над морем окутался желтой дымкой, облака скучились и потемнели, а волны из бирюзовых стали темно-синими, со стороны хребта показалась колонна людей.
Рабы, целый день рубившие породу в штольнях, еле передвигали ноги. Руками они придерживали длинный шест с нанизанными на него кольцами цепей, которые тянулись от лодыжек.
Всадники по бокам колонны делали вид, что не замечают, если совсем обессилевший рудокоп начинал шататься. Соседи подхватывали товарища под руки и помогали идти. Останавливаться, а тем более падать нельзя – надсмотрщики оттащат доходягу на обочину, чтобы забить насмерть камнями.
Тяжелее всего приходилось рабам, которые тащили форейон управляющего. Отработав смену, даже не успев отдохнуть, они взваливали на плечи шесты носилок.
Таким было наказание за невыполнение дневной нормы. Если кто-то из них спотыкался, остальные сбивались с шага. Тогда ближайший всадник немилосердно лупил виновника задержки плетью по плечам, по ногам, по голове, куда попало.
В загоне рудокопы повалились прямо на землю. Женщины разносили кувшины с водой, промывали язвы больным, кормили из миски совсем ослабевших. Одного раба надсмотрщики выволокли за забор и сбросили в ров – этот не жилец.
Носильщики остановились перед каменным домом. Из форейона вылез невысокий человек. Выглядел управляющий как афинский эвпатрид: белоснежный хитон, вьющиеся волосы до плеч, аккуратная борода, сытое надменное лицо.
«Гелесибий», – понял Батт.
Надсмотрщик показал хозяину на чужака.
Тот дружелюбно помахал Батту рукой, приглашая подойти.
Наксосец торговаться не умел, поэтому сошлись на цене в одну мину за человека. Управляющий остался доволен сделкой: с учетом ежедневной прибыли от рудокопа в один обол, новые рабы окупят себя за полтора года. За всех мисийцев Батт получил почти целый талант серебра.
– Хочу забрать фракку, – заявил он.
– Это которую? – Гелесибий явно не понимал, о какой именно рабыне идет речь.
– Вот он знает, – наксосец указал рукой на краснорожего.
– Харес, давай ее сюда! – приказал управляющий.
Вскоре девчонку привели. Она успела помыть лицо, расчесать волосы и переодеться в новую эскомиду – всю в заплатах, но чистую. Стояла перед Гелесибием, не поднимая глаз.
– Мина [11] , – предложил наксосец.
– Две мины! – категорично заявил управляющий.
– Она этих денег не стоит. – Батт попытался сбить цену.
– Тогда не бери.
11
Мина – мера веса и денежная единица в сто драхм.