Острее шпаги
Шрифт:
Очень вежливо поклонившись мне еще издали, он подошел и представился:
— Крымов Евгений Алексеевич. Астроном. Высокоширотная экспедиция. А это — Глаголева Наташа… То есть Наталья Георгиевна. Ботаник.
Измученная девушка в ватной куртке слабо пожала мне руку. Вахтенный помощник Нетаев сразу же отвел ее в приготовленную каюту.
Третий пассажир был юноша, почти мальчик. Он очень важно распоряжался подъемом вещей из катера.
— Пожалуйста, осторожнее. Это приборы, научные приборы! — кричал он. — Говорю вам, приборы! Понимать надо!
Приборы
Что делает астрономическая экспедиция в Арктике? Разве отсюда лучше видны звезды?
Вечером, пользуясь стоянкой в порту острова Дикого, Борис Ефимович пригласил своих гостей — ученых — в салон.
Буфетчица Катя принесла шпроты из заветных запасов. На столе появился капитанский коньяк.
Ученые, включая ботаника Наташу, теперь уже розовощекую и бойкую, с удовольствием отдали должное и закускам и напитку.
Я спросил Крымова:
— Скажите, какова цель вашей астрономической экспедиции?
Протягивая руку к шпротам, Крымов ответил:
— Установить существование жизни на Марсе.
— На Марсе! — воскликнул я. — Вы шутите?
Крымов удивленно посмотрел на меня через круглые очки.
— Почему шучу?
— Разве можно наблюдать отсюда Марс? — спросил я.
— Нет, в это время Марс вообще плохо виден.
— Астроном и ботаник изучают Марс в Арктике, не глядя на небо? — Я руками развел.
— Марс мы изучаем у себя в обсерватории в Алма-Ате, а здесь…
— Что же здесь?
— Мы ищем доказательства существования жизни на Марсе.
— Это очень интересно! — воскликнул Низовский. — Я с детства увлекаюсь марсианскими каналами. Скиапарелли, Лоуэлл! Эти ученые, кажется, занимались Марсом?
— Тихов, — внушительно сказал Крымов, — Гавриил Адрианович Тихов!
— Создатель новой науки — астроботаники! — бойко вставила девушка.
— Астроботаники? — переспросил я. — Астра — звезда… И вдруг ботаника! Что может быть общего? Не поднимаю.
Наташа звонко рассмеялась.
— Конечно же, звездная ботаника! — сказала она. — Наука, изучающая растения других миров.
— На Марсе, — вставил Крымов.
— У нас при Академии наук Казахской ССР создан сектор астроботаники, новой советской науки, — гордо пояснила Наташа.
— Как же астрономы и вдруг в Арктике очутились? — спросил капитан.
— Видите ли, — сказал Крымов, — нам приходится искать условия, сходные с существующими на Марсе. Он в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля. Атмосфера его разрежена, как у нас на высоте пятнадцати километров. Климат там резок и суров.
— Вы только подумайте, — вмешалась Наташа, — на экваторе днем там плюс 20, а ночью минус 70 градусов.
— Крепковато, — сказал капитан.
— В средней полосе, — продолжал Крымов, — зимой (на Марсе времена года подобны земным)… зимой днем и ночью минус 80 градусов.
— Как в Туруханском крае, — заметил молчавший до этого географ.
— Да. Климат Марса суров. Но разве здесь, в Арктике, не бывает таких температур? — Крымов беседовал охотно. Видно, он был влюблен
— Вот теперь понимаю, почему вы здесь, — сказал капитан.
— И жизнь существует в Арктике, — продолжал астроном. — А на Марсе ведь есть и более благоприятные условия. У полярных кругов, например, где солнце не заходит по многу месяцев, температура и днем и ночью держится около плюс 15 градусов. Это же прекрасные условия для растительности!
Я не выдержал:
— И что же? На Марсе есть растительность?
— Пока еще у нас не было прямых доказательств, — уклончиво ответил Крымов.
Капитан налил всем коньяку.
— Наверное, замечательная это специальность — астрономия. У нас, моряков и полярников, принято рассказывать о себе. Вот бы вы, товарищ географ, и вы, товарищ Низовский, а особенно, вы, астрономы, рассказали бы, как учеными стали, — предложил Борис Ефимович.
— Что ж тут рассказывать, — отозвался Низовский. — Учился в школе, потом в университете, остался при кафедре аспирантом… вот и все.
— Меня ученым сделала страсть, — сказал Валентин Гаврилович Васильев. — Страсть к новому, жажда передвижения. Я исходил, исколесил всю нашу замечательную страну. Вот теперь до Арктики добрался. А как подумаешь, сколько еще неисхоженного, неизведанного на наших просторах, радостно становится. Пью за необъятную и красивейшую нашу Родину! — сказал географ и выпил рюмку.
Все последовали его примеру.
— А вы? — обратился капитан к Крымову. — Вы что расскажете нам?
Крымов стал чрезвычайно серьезным.
— Это очень сложно, — задумчиво начал он, потирая свои выпуклые надбровные дуги, — и очень долго рассказывать.
Мы все стали просить. Наташа выжидательно смотрела на своего руководителя. Очевидно, она не знала его биографии.
— Пожалуй, я расскажу, — согласился наконец Крымов. — Я родился в эвенкийском стойбище. Раньше эвенков звали тунгусами.
— Вы эвенк? — воскликнула Наташа.
Крымов кивнул.
— Я родился в эвенкийском чуме в тот год, когда в тайге… Вы все, наверное, слышали про Тунгусский метеорит, который упал в тайгу?
— Слышали немного. Расскажите, это очень интересно, — попросил Низовский.
— Это было необыкновенное явление, — сразу оживился Крымов. — Тысячи очевидцев наблюдали, как над тайгой возник огненный шар, по яркости затмивший солнце. Огненный столб уперся в безоблачное небо. Раздался ни с чем не сравнимый по силе удар… Этот удар прокатился по всей земле. Он был слышен за тысячу километров от места катастрофы: зарегистрирована остановка поезда близ Канска, в восьмистах километрах от места катастрофы. Машинисту показалось, что у него в поезде что-то взорвалось. Небывалый ураган прокатился по земле. На расстоянии четырехсот километров от места взрыва у домов сносило крыши, валило заборы… Еще дальше — в домах звенела посуда, останавливались часы, как во время землетрясения. Толчок был зафиксирован многими сейсмологическими станциями: Ташкентской, в Иене, Иркутской, которая и собрала показания всех очевидцев.