Остроумие мира
Шрифт:
Описывая свои путешествия, Брюс говорил: «Я ехал из такогото в такой-то город, и вдруг на меня среди дороги напало шестеро разбойников. Я в мгновение ока выхватил шпагу, четырех убил на месте, трех ранил, а остальные – давай Бог ноги!»
Анри Брюс явился к парикмахеру, недавно открывшему свое заведение, и заказал ему парик. Гасконец был большой говорун, и парикмахер тоже попался ему под пару. Они разговорились и до такой степени очаровали друг друга, что парикмахер пригласил своего заказчика к обеду. Пообедали они чрезвычайно весело, все время с увлечением разговаривая. Когда пиршество окончилось, парикмахер
– Почему же? – воскликнул чрезвычайно удивленный парикмахер. – Разве вы остались чем-нибудь недовольны? Мы чем-нибудь вас огорчили, я или моя жена?
– Не в том дело, – перебил его Брюс. – Напротив, я вполне доволен вами и вашей супругой и очарован вашим гостеприимством. Поэтому я и не хочу вам заказывать парик, за который не намерен платить и никогда не заплачу. Я закажу другому.
Анри Брюс, напившись, угодил в помойную яму. По счастью, друзья-приятели вовремя заметили его несчастье, немедленно его извлекли из ямы и по возможности отчистили, окатив водой из ведер. После того кто-то из приятелей, не бывший очевидцем происшествия, спрашивал его, глубоко ли он ушел в яму. Тот отвечал, что почти по колени.
– Неужели же ты был до того пьян, что не мог сам выбраться, коли ты говоришь, что увяз только по колени?
– Но ведь я попал в яму-то не ногами, а головой, – разъяснил Брюс.
У Наполеона, когда он был еще первым консулом, произошла удивительнейшая история со шпионом. Это было во время войны с Австрией. Ему доложили о прибытии лазутчика, которого он хорошо знал, потому что и раньше пользовался его добрыми услугами.
– А, тебя все еще не расстреляли? – приветствовал Бонапарт старого знакомого.
Лазутчик стал ему рассказывать о своих делах. Когда Наполеон уехал в египетскую экспедицию, лазутчик остался не у дел и предложил свои услуги австрийцам. Те его взяли и скоро оценили его и многое ему доверяли. Когда началась война с Наполеоном, ловкий шпион предложил австрийскому главнокомандующему выведать о французской армии все, что только тому нужно знать: расположение, численность, имена командиров, провиантную часть и пр. Ему дали разрешение действовать и обещали награду. Тогда он явился к Наполеону и откровенно ему рассказал все это, то есть что он австрийский шпион и ему надо добыть сведения о французской армии. Дайте, дескать, мне эти сведения, а я сообщу вам сейчас же подробнейшие сведения об австрийской армии. Наполеон рассудил, что ему нечего бояться, если австрийцы будут знать о нем все, что им угодно, поэтому он призвал своего начальника штаба и приказал дать лазутчику точные и подробные сведения о своей армии. В то же время, со слов шпиона, он записал у себя все сведения об австрийской армии и собственноручно разметил по карте все позиции австрийцев. Сведения, доставленные шпионом, оказались совершенно точны, и Наполеон после войны выдал ему чрезвычайно щедрую награду. С другой стороны, австрийский главнокомандующий тоже остался в восторге от подробных и верных сведений о французской армии, доставленных ему лазутчиком, и в свою очередь щедро наградил его. Угодил обоим! Удивительный пример удачного служения «нашим и вашим», особенно на таком гибельном поприще!
А. Аппиани. Потрет Наполеона I
Однажды Наполеон, еще будучи простым генералом, был в гостях у г-жи де Сталь. Талантливая
– А вы, генерал, – обратилась к нему г-жа де Сталь, – вы со мной не согласны?
– Сударыня, – отрезал Наполеон, – я не слушал, я вообще не люблю, чтобы женщины вмешивались в политику.
– Вы правы, генерал, вообще говоря. Но все же согласитесь, что в такой стране, где женщинам рубят головы, у них, естественно, является желание знать, за что с ними так поступают.
Однажды Наполеон долго беседовал с одной актрисой. Польщенная вниманием, она попросила пожаловать ей его портрет. Но эта была милость особая и исключительная, и, чтобы показать ей, что ее просьба была чересчур смела и неуместна, он вынул из кармана наполеондор со своим отчеканенным профилем и, подавая ей его, сказал:
– Извольте, вот вам мой портрет.
Талейран, несмотря на неимоверное количество приписываемых ему острот (большей частью непереводимых, основанных на игре французских слов, полных намеков на современные текущие события), был человек вовсе не болтливый; он гораздо охотнее молчал и слушал, чем сам говорил. Он был вероломен, продажен, и, однако же, все признавали и признают, что своему отечеству он оказал громадные услуги. Один злой и остроумный враг сказал про него:
– Талейран продал всех, кто его покупал!
В 1802 году Наполеон поручил Редереру составить уставную грамоту для одной республики. Редерер составил ее в двух редакциях – краткой и подробной. Передавая обе рукописи Талейрану, он сказал, что, по его мнению, лучше было бы выбрать краткую редакцию.
– Посоветуйте первому консулу остановить свой выбор на ней. Лучше всего, когда конституция изложена кратко и…
Он хотел добавить «ясно», но Талейран перебил его и докончил за него:
– Кратко и неясно.
Какой-то молодой чиновник государственного совета много говорил Талейрану о своей искренности и прямодушии. В ответ на его пылкие речи Талейран будто бы и сказал свое знаменитейшее слово: «Вы еще молоды; знайте, что слово дано человеку затем, чтобы скрывать свои мысли».
Некто Севонвиль, королевский секретарь, отличался тем, что решительно ничего никогда не делал без какой-нибудь задней мысли. Однажды при Талейране говорили о том, что Севонвиль сильно простудился.
– Простудился, – задумчиво пробормотал Талейран, – гм!.. Зачем бы это ему понадобилось?
У Людовика XVIII был министр Корбиер, человек немножко грубоватый, неутонченный, но прямой и бескорыстный. Придя в первый раз в кабинет короля, он спокойно вынул из карманов и положил королю на стол платок, табакерку, очки.
– Вы намерены опорожнить свои карманы? – спросил его король, несколько задетый этой бесцеремонностью.
– А ваше величество разве предпочли бы, чтобы я их набивал? – возразил Корбиер.
Во время египетского похода солдаты иногда принимались роптать. Генерал Кафарелли, инвалид с деревянной ногой, охотно произносил перед ними увещевательные речи.
– Вам легко разговаривать, генерал, – возразил ему однажды какой-то солдат-краснобай, – вы в одно время и здесь, и у себя на родине!