Остров бесконечной любви
Шрифт:
– Дорогуша, не пей так быстро, я сегодня не гожусь на роль няньки, – хохотнул Фредди, которого звали не Фредди, а Факундо.
– Перестань ее контролировать, – пробормотал Лауро по прозвищу Ла Лупе, который на самом деле звался Лауреано. – Не мешай ей заливать свои печали.
Сесилия подняла взгляд от бокала, ощутив на себе тяжесть молчаливого призыва. Ей показалось, что старушка на нее смотрит, но клубы дыма мешали в этом убедиться. Эта женщина действительно рассматривает столик, за которым сидят Сесилия и двое ее приятелей, или взгляд ее прикован к площадке, на которую выходят музыканты?.. Картинки перестали мелькать, и экран, точно райская птица, взлетел к потолку и пропал где-то среди потолочных перекрытий.
Она заметила, как ошарашены туристы нордической внешности. Видимо, им непривычно наблюдать, как юноша с профилем лорда Байрона лупит по барабанам, словно в него вселились бесы, а рядом мулатка трясет косами в такт бегающим по клавишам пальцам, и здесь же негр с волшебным голосом и серебряной серьгой в ухе, похожий на африканского царя; негр пел во всех регистрах, так что оперный баритон неожиданно поднимался до совсем уж носовых звуков.
Сесилия скользнула взглядом по лицам соотечественников и поняла, чт'o делает их столь привлекательными. Дело было в неосознанности смешения, в невозможности признать, что все они совершенно разных кровей, – а быть может, это было и не важно. Девушка посмотрела на соседей, и ей стало жаль этих викингов, пойманных в ловушку своего идиотского однообразия.
– Пойдем танцевать. – Фредди потянул ее за руку.
– С ума сошел? Я такое никогда не танцевала!
В юности Сесилия часто слушала песни о лестницах в небеса и кладбищенских поездах [3] . Рок был бунтарством, и это наполняло душу страстью. Но юность ее умерла, и теперь Сесилия отдала бы что угодно, чтобы станцевать эту гуарачу [4] , заставившую всех посетителей подскочить со своих мест. Как она завидовала танцорам, которые вертелись, замирали, сплетались и расплетались, не сбиваясь с ритма!
3
«Лестница в небеса» («Stairway to Heaven») – легендарная песня группы «Led Zeppelin» (1971); кладбищенские поезда – вероятно, имеется в виду «Gravy Train» – название рок-композиций нескольких знаменитых групп.
4
Гуарача – шуточная народная песня.
Фредди утомился упрашивать и потянул за руку Лупе. И они вдвоем отправились на площадку танцевать в толчее. Сесилия сделала еще глоток своего доисторического мартини – напиток был уже на грани исчезновения. За столиками оставались только она да старушка. Даже потомки Эйрика Рыжего [5] – и те присоединились к всеобщему буйству.
Сесилия допила коктейль и, уже не скрываясь, поискала взглядом старушку. Девушка ощутила смутное беспокойство при виде этой фигуры, такой одинокой, чуждой веселой суматохе. Дым, точно по волшебству, неожиданно рассеялся, и Сесилии удалось присмотреться к старушке. Та с интересом поглядывала на танцевальную площадку, зрачки ее блестели. И вдруг она поступила совсем неожиданно: повернулась к Сесилии и улыбнулась. Когда Сесилия улыбнулась в ответ, старушка отодвинула стул от столика – это определенно было приглашение. И девушка без колебаний его приняла.
5
Эйрик Рауди (Эйрик Рыжий; 950–1003) – скандинавский мореплаватель
– Почему ты не танцуешь с друзьями?
Голос старой женщины слегка дрожал, но оставался чистым, звонким.
– Я никогда не училась, – ответила Сесилия. – А теперь уже слишком стара, чтобы учиться.
– Что ты можешь знать о старости? – проворчала старушка, и улыбка ее чуть поблекла. – У тебя еще полвека впереди.
Сесилия не отвечала, заинтересовавшись украшением на шее собеседницы: это была маленькая рука, державшая черный камень.
– Что это?
– А, это? – Женщина как будто очнулась ото сна. – Подарок моей матери. Это от сглаза.
Лучи света стали метаться во все стороны, освещая и женщин. Рядом с Сесилией сидела мулатка, почти белая, но по чертам лица можно было догадаться о смешении кровей. И она не была такой уж старой, как показалось Сесилии вначале. Или все-таки была? Игра света и тени все время вводила девушку в заблуждение.
– Меня зовут Амалия. А тебя?
– Сесилия.
– Ты здесь впервые?
– Да.
– Нравится?
Девушка задумалась:
– Не знаю.
– Вижу, тебе сложно в этом признаться.
Сесилия замолчала, Амалия теребила свой амулет.
Гуарача завершилась мощным грохотом маракасов, потом тихий голос флейты завел новую мелодию. Никто не собирался возвращаться на место. Старушка неотрывно следила за набирающими темп танцорами, словно это была дудочка гаммельнского крысолова.
– А вы часто сюда захаживаете? – отважилась спросить Сесилия.
– Почти каждый вечер… Я тут кое-кого поджидаю.
– Почему бы вам с этим человеком не условиться о встрече? Тогда не пришлось бы сидеть в одиночестве.
– Я наслаждаюсь здешней атмосферой. – Женщина кивнула в сторону площадки для танцев. – Она напоминает мне о других временах.
– А можно узнать, кого вы поджидаете?
– Это длинная история, но для тебя я могла бы ее сократить. – Старушка замолчала, чтобы погладить свой амулет. – Какую версию ты предпочла бы?
– Интересную, – выпалила Сесилия.
Амалия улыбнулась:
– Все началось больше века тому назад. Я хотела бы рассказать тебе, как это было, но сейчас уже поздно.
Сесилия от нетерпения забарабанила по столу, не понимая, что означает такой ответ – отказ или обещание. В ее памяти всплыли гравюры с видами старой Гаваны: женщины с бледными лицами и густыми бровями, в шляпках с цветами; китайцы-зеленщики с разинутыми ртами, предлагающие свой товар на каждом углу…
– Это было потом, – прошептала женщина. – То, что я хочу тебе рассказать, произошло намного раньше, на другом краю земли.
Девушка была ошарашена: как это Амалии удалось разглядеть картинки в ее голове? Но все-таки она постаралась успокоиться, когда женщина начала рассказывать историю, не имевшую ни малейшей связи с тем, что Сесилия когда-либо читала или слышала. То была история о знойных пейзажах и существах, говорящих на непостижимом наречии, о странных суевериях и диковинных кораблях, отплывавших в сторону неизведанного. Сесилия едва замечала, что музыканты продолжают играть, а парочки танцуют без остановки, точно между ними и старушкой заключен секретный договор, позволяющий двум женщинам вести беседу наедине.
Рассказ Амалии больше походил на волшбу. Ветер яростно задувал в тростнике далекой страны, отмеченной печатью красоты и насилия. В этой истории были праздники и смерти, свадьбы и убийства. Картины выплывали из какой-то трещины во вселенной, как будто кто-то проделал брешь и оттуда полились воспоминания о забытом мире. Когда Сесилия снова начала воспринимать происходящее в баре, Амалия уже ушла, а танцоры возвращались за столики.
– Ох, не могу больше, – отдувался Лупе, валясь на стул. – Кажется, я слегка подустал.