Остров без пальм

Раин Олег

А вечером к нам приплыли родители. Не на лодке — на катере. И привез их, знаете, кто? Не участковый дядя Вася, не тетка из Ейска и не Бизон, а мой нечаянный друг Витька Анциферов. Это было так неожиданно, что я потеряла дар речи. Хотя в моих словах никто особенно не нуждался. Хватило радостных воплей Глебушки. Он ходил по рукам и на руках, скакал по палубе, показывал найденных нами рапан, тянул в обжитые каюты и на бак к штурвалу. Родители тоже что-то хором говорили, перебивали друг дружку, не в лад

принимались то плакать, то смеяться. То есть плакала в основном мама, а папа больше бурчал себе под нос и старательно стирал с лица непривычное для него счастливое выражение. Мама скомканно объяснила, что с Бизоном они рассорились в первый же день, а когда им позвонили, сообщив про исчезновение Глеба, она тут же решила лететь домой. Ссора переросла в скандал, и мама даже расколотила что-то ужасно дорогое об пол. Больше всего ее возмутило то, что Бизон тут же сдался, даже не попытавшись ее удерживать. Сразу после скандала он купил ей билет, а сам изъявил желание остаться на чудном курорте. Это оказалось последней точкой и последней каплей. Настолько последней, что даже подарки Бизона мама оставила там. Как бы расплатилась за авиаперелет и сомнительный отдых.

Но больше всего, меня поразило поведение отца. Он ведь мог ее выгнать, мог даже на порог не пустить, но ничего подобного не произошло. Более того, отец прямо светился внутренней радостью. Не злорадным торжеством, не победой смеющегося последним, а нормальным человеческим счастьем.

Кстати, нас он, как выяснилось, тоже искал. Еще до моей записки. Все с тем же ружьецом наведывался к гориллам Бизона. Но никто ничего про нас не знал. А потом как снег на голову свалилась с Карибов мама, появился Витька Анциферов, и они наконец-то нас разыскали.

Разумеется, Глеб готов был поверить любой истории и любым сказкам — и верил, конечно. Я же в основном помалкивала. Потому что поглядывала на Витьку Анциферова и снова терялась в догадках. Оказывается, я снова ничего не понимала. Ни в жизни, ни в людях, ни в чем ином. Понимала только то, что вчерашний звездопад нам явно помог. Других объяснений не было. Мы загадывали желания, и желания эти исполнились. А Витька… Витька сидел в катере и потирал ушибленную лодыжку. Ее он зашиб вчера, когда спускался со мной на руках со Слоновьего холма. Все-таки я не пушинка, а он старался вовсю — изображал былинного богатыря. Хотя именно богатырем в итоге и оказался. Самым что ни на есть былинным. Не знаю уж, как он вышел на родителей, что именно наговорил им, но сказанного вполне хватило. Родители приехали вместе.

Немного неловко папа прижал к груди мою голову, и я не стала противиться. Я видела, что руки у него подрагивают.

— Ты прости нас, Ксюх… — ему было сложно выдавить из себя эти слова. Он и смотрел куда-то в сторону, словно стеснялся своей счастливой мимики, своей бесконтрольной улыбки. — Прости нас, дураков.

Я погладила его по руке.

— Все нормально, пап. Правда, нормально.

— Надеюсь,

вы вернетесь домой? — поинтересовалась мама.

— Конечно, вернемся! — пискнул Глеб. — Какие вопросы!

Быстро собрав вещи, мы погрузили их в катер. Витька начал заводить мотор, а отец, склонившись ко мне, скупо шепнул:

— У тебя очень хороший друг.

— Я знаю, — тем же шепотом отозвалась я и наконец-то улыбнулась. Хотя и понимала, что вчерашние звезды сделали для нас многое, но не все. И будет еще очень непросто наладить жизнь сызнова. Попробуйте-ка склеить воздух и воду! Тут было примерно то же. И старое нам придется забывать еще и забывать. А что не забудется, вынуждены будем простить…

Уже в катере я села поближе к Витьке и он таки добил меня последней оглушающей новостью.

— Помнишь, про скифский клинок говорили?

— Ну…

— Сегодня нам радировали, что все подтвердилось.

— Что все-то?

— Ну… — Витька немного смутился. — Я же не историк, но у них там мудреная версия насчет скифской империи. Какие-то упоминания о городе, что располагался как раз в этих местах. То есть, если это настоящее захоронение, то и город обязан быть. Может, даже древняя столица.

— Круто! — оценила я.

— Круто другое. Если так, то по всему здешнему побережью наложат запрет на строительство. Понимаешь? Значит, никаких заводов, никаких отелей и казино.

— Правда? — я даже руками всплеснула.

Витька довольно кивнул.

— Значит, и Слоновий холм уцелеет?

— Само собой…

Взревел мотор, нас качнуло друг к другу, и я, не удержавшись, поцеловала Витьку в щеку. То есть я ведь так и жила до сегодняшнего дня — сгорбленная и перекошенная: на левом плече — родительские проблемы, на правом — тоска по морю и погибающему побережью. А Витька приехал и сбросил все одним махом. Я бы его даже не просто поцеловала, а обняла за такую весть! И он, кажется, это понял, потому что обрадовано улыбнулся. Конечно, не так широко, как я, но шире было уже невозможно. Рот же можно порвать!

В стрекоте мотора мне вдруг послышалось пение. Ну да! Это пела маленькая Сандра, но уже почему-то на русском языке. И это было удивительно. Витька прибавил газу, и голос Сандры зазвучал громче. Даже сидящие на носу родители с Глебушкой удивленно подняли головы. Что-то такое уловили и они…

Беззвучно открывая рот, я щурилась встречным брызгам и в радужном мареве видела себя крохотной зеленоватой ящеркой — бесхвостой, усталой, выползшей на солнечный валун погреться.

Ящерка грелась и напряженно ждала. Опасности, еды, ласки. Утерянный хвостик отрастал долго, отрастал больно и трудно. Но ящерка ждала и надеялась. Ящерка верила в чудо…