Остров Чаек
Шрифт:
Когда она вернулась к Арилоу и инспектору, небо уже приобрело металлический оттенок, а снующий в трещинах и маленьких отверстиях Лабиринта ветер свистел оркестром флейт.
Скейн по-прежнему сидел неподвижно, лицо его оставалось безмятежным. «Вернулся» ли он? Заметил ли ее отсутствие? Он никак не выдал того, что заметил возвращение Хатин. Похоже, еще витал где-то отдельно от тела.
Арилоу, напротив, забеспокоилась. Сохраняя тот же отстраненно-восторженный взгляд, она почти освободилась. То и дело подергивала головой, словно птичка, плавно хватая
Неужели? Неужели свершилось чудо? Арилоу смотрела на море, примерно в ту сторону, где качался на волнах в лодке Прокс.
– Кайетемин… – Кажется, это она повторяла. Ха-тин еще некоторое время прислушивалась к бормотанию Арилоу, но так ничего не уразумела. А вдруг это и есть то слово, которое шепчет Прокс, только исковерканное вялыми устами Арилоу? Оставалось молиться, что так и есть. Время Хатин вышло.
– Кажется, я знаю, что это за слово, – Хатин сама поразилась спокойствию и чистоте своего голоса.
Взор Скейна был устремлен в какое-то свое небо. Прошло несколько мгновений, и Хатин заключила, что ее просто не слышат, что разум Скейна по-прежнему далеко. Она осторожно коснулась его руки.
В следующую секунду мир сделал беззвучный вдох, и по небу прокатились пушечные ядра грома. Сверху обрушилась воздушная толща, и тут же посыпались дождевые капли, похожие на мелкую дробину, взрывающую пыль.
Хатин отдернула руку и принялась щипать себя за пальцы и ладонь, чтобы избавиться от впившихся в кожу иголок и булавок. Невидимые рыжие муравьи устремились вверх по руке. Кожа инспектора была холодна, а грудь его больше не вздымалась и не опадала. Скейн, которому всю жизнь было неуютно в собственном теле, наконец оставил его навсегда.
Глава 6. Тропа гонгов
Хатин, стараясь сохранять спокойствие, отвязала Арилоу и повела обратно на пляж. Она шла послушно, однако рука, за которую ее держала сестра, подергивалась, а в глазах по-прежнему сиял жутковатый блеск.
На пляже все промокли, но вряд ли они мерзли так, как мерзла она. Узнав по неуклюжей шаркающей походке Ларша, она направилась к нему.
– Проверка окончена? – Его взгляд скользнул с охваченной отчаянием и холодом Хатин на Арилоу, ее мокрое напудренное лицо.
Сглотнув, Хатин кивнула.
– И что? Что сказал инспектор Скейн?
Хатин прикусила изнутри губы и посмотрела ему в глаза.
– Он больше не носит имя Скейн. – Она говорила медленно и с холодной сдержанностью. Глаза Ларша округлились, взгляд потемнел; смысл сказанного потряс его до глубины души.
Старинные предания хитроплетов гласили, что после смерти ты отправляешься в Пещеру Пещер и там платишь за вход Старице. В первой пещере отдаешь свое имя…
У мертвых имен не было.
– Как?.. – и Ларш умолк.
Хатин выгнула брови и слегка покачала головой.
– Где?
– В Обманном Лабиринте. В лапе Когтистой Птицы. Ларш моргал
– Отведи свою госпожу сестру в пещеру, – не сразу произнес он.
Даже когда Хатин сумела провести Арилоу обратно в пещеру, ее разум и сердце переполняла боль за Скейна и Эйвен, и потому она смывала пудру с лица сестры с особенной осторожностью. Маленькими гребешками из ракушек выскребала грязь из-под ногтей Арилоу до тех пор, пока небо снаружи не почернело и уже ничего нельзя было разглядеть. Только когда Арилоу застонала и задергалась, Хатин поняла, что царапает ее.
Камышовый полог хлопнул, пропуская внутрь фигуру. Перекрещенные лучики свинцового света, что просачивались снаружи, высветили свирепое лицо со шрамом в виде птичьей лапки. Это была Эйвен. Когда Хатин сбивчиво ахнула от удивления и облегчения, она не ответила.
– Оставь меня с ней, – сказала Эйвен. – Тебя ждут у Хвоста Скорпиона.
В пещере, где накануне туманной ночью Хатин застала одного лишь Ларша, сейчас было полно народу. Казалось, собралась вся деревня, не считая Эйвен, Арилоу и самых младших детей.
На каменной плите лежал инспектор Скейн. Ему сложили руки на животе, словно он сытно отобедал и прилег вздремнуть. Все выглядело бы правдоподобно, если бы Скейну удосужились закрыть глаза, но, похоже, суеверный страх не позволил хитроплетам этого сделать.
…а когда отлетевшая душа оставляла имя в первой пещере, она переходила во вторую, где предстояло отдать глаза, чтобы двигаться дальше…
Хатин с ужасом осознала, что Скейна уложили на алтарную плиту с резьбой, изображающей жертвоприношение. Может, так вышло по чистой случайности, а может, сельчане, не сговариваясь, решили, что телу грех пропадать, так почему же не задобрить им духов…
– Здесь говорить нельзя. – Мама Говри, как всегда, была собрана. – Если заговорим, голоса достигнут входа. Мы отправимся на Тропу Гонгов.
Скейна завернули в парусиновый плащ Уиш и отнесли в дальнюю часть пещеры, где черная гладь озера напоминала зеркало.
Там все вошедшие скинули с себя верхнюю одежду и принялись быстро и мерно дышать, словно торопясь вобрать как можно больше благодати из воздуха. Затем Уиш опустилась у кромки черного озерца на колени и, сделав последний глубокий вдох, нырнула. Спустя несколько минут она, как кит в фонтане мелких брызг, снова показалась на поверхности.
– Путь чист, – отдышавшись, сообщила она. На проверку Тропы Гонгов всегда посылали лучшую ныряльщицу, а после Эйвен ею была Уиш. Сделав еще несколько глубоких вдохов, она снова погрузилась в воду, выгнув по-дельфиньи спину над поверхностью озера.
Следом нырнула мама Говри, а после, один за другим, и остальные сельчане. Хатин шла одной из последних; когда она входила в воду, лицо и руки у нее гудели, кожу покалывало от частого дыхания. Тропу Гонгов она проплывала всего несколько раз. Сделав глубокий вдох, Ха-тин окунулась в ледяное озеро.