Остров Фереор

Варле Тео

— Что же это, Антуан, ты не узнаешь больше старых приятелей? Бебер, вспомни своего гимназического товарища Лилле, с которым ты обменивался почтовыми марками и который списывал у тебя латинские переводы.

Я вскрикнул. Какая неожиданная радость встретить знакомого на этом судне! И я предоставил свои фланги горячему объятию веселого моряка.

Проведя меня по узкому проходу штирборта в комнатку полупортика, которая отныне должна была стать моим жилищем на долгие, долгие месяцы, Лефебур помог мне разместить мой багаж, и пока я переодевался в мою новую форму судового врача, купленную в Булони (синяя куртка с галунами по гранатовому бархату), он сел потурецки на край моей койки и, не откладывая более, принялся меня просвещать:

— Старик встретил тебя холодновато? А? Он было выбрал уже своего племянника судовым

врачом. Но так как твой друг Ривье дает все средства на экспедицию, то племянником пришлось поступиться в твою пользу. Но это неважно, тебе повезло, что ты стал здесь судовым врачом, то есть почти независимым человеком. Если бы ты был офицером, например, тебе бы, пожалуй, пришлось надевать латы. Или даже если бы ты входил в состав технического персонала… Потому что, знаешь ли, мы везем: натуралистов, фотографов-кинематографистов, геологов — палеонтологов, минералогов… Целую Академию наук. Не считая (ты этого не знаешь, вероятно) инженеров. Один, два, три, четыре инженера: Да, сударь, четырех горных инженеров на южный полюс! Это тебя поражает, но тебя ждет еще не мало сюрпризов. Если я расскажу тебе о нашем грузе: экстракторы, бараки, передвижной мост, переносная железная дорога с рельсами на много километров, и наконец (держись, дружище!) девятьсот бочек. серы! Ты чистосердечно верил, судя по газетам, что мы отправляемся прямо к полюсу и притом с чисто научней целью? Но это было бы несвоевременно: ведь теперь на южном полушарии только начинается весна; а кроме того, скажи, похоже ли это на такого дельца, как твой друг Ривье, не «оплатить» себе экспедицию? Итак, мы отправимся сначала в Габон, где и сдадим девятьсот бочек серы (кошмар капитана — «этот смелый исследователь», как называют его газеты, бесится, видя себя в роли капитана вульгарного грузового парохода). После чего… Но я расскажу тебе это позже. Ты готов? Теперь 10 часов, поедем позавтракать на Каннебиеру. Я сегодня не дежурю, и мы отправляемся только в 16 часов.

Держась под-руку и преодолевая бурные порывы мистраля, мы отправились в город и уселись на крытой террасе кафэ «Гласе». И над рюмками кюрассо [13] начался неизбежный в день отплытия разговор — о буре. Я стал расспрашивать Лефебура:

— Я не читал газет сегодня утром. Что в них говорится?

— Ничего нового со вчерашнего дня, материальные убытки и жертвы… Но, когда я сходил с вахты недавно, Мадек, радиотелеграфист, говорил мне о длинной передаче, только что им принятой, которая дает объяснение прибою. Вопрос действительно в подводном вулканическом извержении. Грузовому пароходу «Шамплайн», идущему из Монреаля в Гавр, удалось захватить океанское течение вдоль, а не поперек: (в последнем случае он бы погиб), он сигнализирует, что заметил на северном горизонте новый, остров на 43° восточной долготы и 55° северной широты. Положение определено приблизительно, потому что судно уже двое суток, вследствие сильного тумана, лавирует наугад. Остров, очевидно, вулканического происхождения. И так как в этом месте глубина океана достигает четырех тысяч метров, можешь себе представить, какое перемещение вод должна была вызвать эта масса лавы, поднявшаяся на поверхность океана…

13

Французский ликер.

Мы позавтракали на набережной Рив-Нейве в ресторанчике «Ла-Каскад», где, как обычно в Марселе, сидели бок-о-бок докеры в простых рубахах и элегантные парочки, которых ждали собственные автомобили.

Наслаждаясь «ракушками» — лиловыми, зелеными, медвежьего цвета — и традиционным буйабезом [14] , мы рассказывали друг другу свое существование со времени окончания училища. Каждый из нас говорил, собственно, для себя и из вежливости делал вид, что слушает другого.

14

Суп, в роде ухи.

За полчаса до снятия с якоря, т. е. в три с половиной часа пополудни, мы направились к «Эребусу II», трубы которого извергали густые клубы дыма.

Огромная толпа запрудила всю набережную, где затертые ею трамваи тщетно

трезвонили; ветер разносил героические звуки орфеона, который устроился тут же в толпе рядом с фотографами и киносъемщиками. Понадобились усилия двух полицейских, чтобы проложить нам дорогу.

Но на судне наблюдалась растерянность. На носу и на корме весь экипаж озабоченно и тихо переговаривался. Все глаза были устремлены на капитана Барко, который шагал по своему мостику, скрестив на груди руки и сердито нахмурив брови.

— Не едем! — прошептал нам начальник судовой команды Нерфи, когда мы вступили на палубу. — Распоряжение министерства. «Старик? в бешенстве. Остерегайтесь, господин Лефебур… Ах, доктор, только что получена для вас депеша по беспроволочному… Она у Ле-Мулека. Да вот он вас разыскивает, этот высокий рыжий, который разговаривает с вахтенным,

Я подбежал к матросу, получил синий конверт и вскрыл его с сердечной дрожью.

Подписано: «Ганс Кобулер».

Профессор извинялся за неудавшееся свидание и посылал мне свои и своей дочери пожелания счастливого пути.

У меня закружилась голова. На этой палубе судна, среди звуков музыки и воя расходившегося мистраля, который вырывал у меня из рук листок, мне казалось, что я снова вдыхаю аромат духов Фредерики и слышу дорогой голос: «Счастливого пути, доктор!..».

Несколько долгих минут простоял я, склонившись на борт, и глядел, как зачарованный, на сверкающую поверхность воды.

Но Лефебур вернулся и хлопнул меня по плечу:

— Не плохие вести, дружище? Наверное от твоей подружки? Это видно по твоей физиономии. Счастливец! А кстати, знаешь, что происходит? Нас задерживают. И мы ожидаем курьера министерства, который решит нашу судьбу. Будьте готовы сняться с якоря завтра 8 утра, — говорят по беспроволочному. «Старика» чуть не хватил удар: он хотел ослушаться и все-таки уйти. Но подожди минутку: я пошлю к чорту всех этих идиотов, которые смотрят на нас. Они осточертели нам со своей музыкой. Раз мы не уходим сегодня.

При таких-то тревожных обстоятельствах вошел я в контакт со своими сослуживцами и с ученым персоналом «Эребуса II». Множество гипотез, которые с волнением строились всеми по поводу задержки судна, создавали атмосферу сближения, окутавшую и меня. Эти несколько часов общего волнения сделали больше для моего знакомства с судовым обществом, чем сделали бы несколько дней обычных визитов.

Двое из моих новых компаньонов (кроме Лефебура) казались мне особенно симпатичными: минералог Исидор Грипперт, молодой человек, лет тридцати, с круглыми очками на близоруких глазах, который интересовался также астрономией — моя «скрипка Энгра» [15] и геолог-палеонтолог Максим Вандердааль, северянин [16] , как и я.

15

Великий французский художник Энгр играл на скрипке очень средне, но сам считал себя большим мастером смычка, чем кисти. «Скрипка Энгра» сделалось поговоркой для характеристики тех или иных слабостей не-профессионалов.

16

Уроженец севера Франции.

Прежде чем провести на якоре у Бельгийской набережной свою первую ночь на судне, которое должно было качаться теперь на разбушевавшихся волнах Средиземного моря, я воспользовался этой отсрочкой, что-бы послать «Гансу Кобулер, отель «Кларидж», Париж», длинную, очень любезную телеграмму. По какой-то административной тонкости почтовое отделение «Эребуса II», которое, между прочим, получило беспроволочную на мое имя, не имело права передавать частных телеграмм с тех пор, как судно было задержано. Пришлось бежать на городской почтамт.

*

С семи с половиной часов утра, машины были под парами и ждали только посланного из министерства и приказа сняться с якоря. Мистраль дул с прежней силой, но на этот раз зевак на набережной было мало: ни одного журналиста, никаких официальных представителей.

Ровно в восемь часов полным ходом подлетел такси и остановился перед мостками «Эребуса II». Капитан корвета в полной форме взошел на борт и, раскланявшись с нами холодно, но учтиво, исчез в каюте капитана Барко.