Остров гноллей

Фетисов Егор Сергеевич

Петер быстро отправил кое-как дописанное сообщение Лукасу и сделал вид, как будто разбирает школьную сумку. Папа потрепал его по голове и попросил вынести мусор, пока он съездит за Себом. Дело в том, что Себ был в гостях и папе нужно было съездить за ним, потому что Себу ещё не было десяти лет и ему нельзя было возвращаться домой одному на велосипеде, как это делал Петер. Обычно папа забирал Себа после продлёнки от здания школы, но иногда, как сегодня, Себ договаривался с кем-нибудь из товарищей поиграть, и тогда нужно было за ним ехать туда, где он играет. Сегодня Себ играл где-то поблизости, поэтому папа разрешил ему побыть в гостях до семи вечера. И всё-таки папа был недоволен тем, что придётся садиться

на велосипед и крутить педали под дождём, поэтому, вместо того чтобы разговаривать своим нормальным жизнерадостным тоном, что-то бурчал себе под нос.

«Ладно!» – согласился Петер, хотя у него не было никакого желания выносить мусор. Он всё ещё держал в уме завтрашний поход в боулинг, и папу лучше было сейчас не сердить. Надо будет ещё придумать версию, откуда у него этот шар, если папа завтра его заметит. А папа непременно заметит, такой уж у него зоркий характер. «Перед сном подумаю», – решил Петер, а вслух сказал: «Здорово!», потому что папа объявил, что на ужин будут мексиканские тако. Это и правда было здорово. Тако Петер очень любил.

6. Неожиданный поворот событий

После ужина папа с Себом сели рисовать слона.

Ни папа, ни Себ рисовать не умеют, но это их обоих ни капельки не смутило: папа нашёл в Интернете сайт, где пошагово объяснялось, как нарисовать то или иное животное, в том числе слона. Сначала нужно было нарисовать окружности, которые должны были в будущем стать частями слона – его головой, телом и ногами. А потом уже понемногу прорисовывать детали. Петер не согласился к ним присоединиться, потому что терпеть не мог рисовать животных и собирать пазлы. Пазлы были даже похуже рисования. Нужно было высыпать в крышку от коробки тысячу кусочков, никак не подходивших друг к другу, и часами пытаться их соединить, чтобы получилась та или иная картинка.

Петер не мог понять, в чём смысл этого занятия, потому что, на его взгляд, гораздо проще было взять уже готовую картинку и полюбоваться ею, потратив на это две минуты, а не три часа. Но Себ обожал собирать пазлы и, надо отдать ему должное, весьма шустро находил недостающие детальки. Такое занятие, наверное, вполне подошло бы и Петеру, ведь он любил делать что-то в одиночестве, а собирание пазла не требует компании, это, как и чтение, занятие для одного человека. Но пазлы и книги Петер терпеть не мог. Так уж вышло. Как говорят французы, «се ля ви», что значит «такова жизнь», и ничего тут не поделаешь.

Мама начала убирать со стола и заполнять посудомоечную машину, и, поскольку она ни словом не обмолвилась, что ей нужна в этом помощь Петера, он с чистой совестью поднялся наверх, открыл шкаф, почти минуту ворошил в нём джинсы и даже поискал на других полках, хотя точно помнил, куда именно положил шар, а куда не клал, но шар удивительным образом исчез. Себ не мог его взять: он даже свой шкаф никогда не открывает, а бросает вещи просто на пол, так что маме приходится собирать их и раскладывать по полкам в его шкафу. А уж в шкаф Петера он и подавно бы не полез. Да его и не было дома, папа привёз его перед самым ужином. Что-то тут было не так… Может, мама заглянула к ним в комнату, пока Петер выносил мусор? Но она никогда не берёт их вещи без спроса. Тем более такие ценные, как шар для боулинга. Она даже их старые рисунки не выбрасывает, какими бы скомканными они ни были. Всегда сначала спрашивает, нужны они Петеру с Себом или нет.

На всякий случай Петер спустился вниз, на кухню, и спросил маму, не брала ли она… тут он на секунду запнулся… такой чёрный… шар. Нет, ничего похожего она не видела и вообще не заходила к ним в комнату. Куда же он мог деться?

Петер, бросив по дороге взгляд на рисунок, над которым пыхтели папа с Себом, и, увидев животное, больше похожее на огромного бурундука, чем

на слона, опять побежал вверх по лестнице. Он вошёл в спальню, не включая свет, и подошёл к окну. Дождь неожиданно закончился, как это часто бывает в Копенгагене. Погода здесь переменчива из-за сильных ветров, дующих с Северного и Балтийского морей, поэтому ясный день может внезапно обернуться дождливым, а дождь – так же внезапно прекратиться. Их этаж был последним. Петер стоял у окна и смотрел на крыши соседних домов, над которыми взошла полная луна. Это было красиво: освещённые лунным светом крыши, и звёзды высоко в небе, и редкие машины, проезжавшие внизу в свете фонаря. Всё выглядело, как… в сказке, что ли. Петер, конечно, давно вырос из того возраста, когда верят в сказки, или в Деда Мороза, или в разных там гномов и троллей, но теперь ему приятно было стоять вот так у окна и думать, что в мире всё-таки осталось что-то от сказки. Что-то чудесное и непостижимое. Потом это ощущение прошло, Петер развернулся, пересёк комнату, протянул руку к выключателю, и…

– Не включай свет, – раздался откуда-то негромкий голос. Это не был шёпот, кто-то просто говорил, не повышая голоса, но при этом очень настойчиво.

В тёмном углу за двухэтажной кроватью шевельнулась чья-то тень, и Петер почувствовал, как холодные мурашки побежали у него по коже. Он хотел позвать папу, но не мог издать ни звука. Он чувствовал себя как Нео в первом фильме «Матрицы», когда у него исчез рот, как будто его никогда и не было на лице. Петера парализовал ужас. Он был уверен, что в квартиру проникли воры и одного из них он застал в своей комнате. А преступник, которого застали на месте преступления, иногда оказывается очень жестоким, пытаясь спастись. Петер смотрел фильмы, в которых грабители даже убивали хозяев, если те заставали их врасплох.

Однако тень не совершала никаких угрожающих действий и к тому же оказалась довольно маленькой. Ростом с Петера, нет, даже меньше, скорее, ростом с Себа.

– Ты китаец? – так же негромко спросил Петер.

– Почему китаец? – удивилась тень.

– Китайцы такие маленькие. Они гораздо ниже, чем мы.

– Во-первых, китайцы бывают разные, – задумчиво произнесла тень. – Во-вторых… нет, я не китаец. Можно сказать, что я, как и ты, скандинав.

– Датчанин?

– Не совсем… – Тень сделала несколько шагов по направлению к Петеру. – Но мои предки из этих мест.

Тень старательно избегала попадать в полосу лунного света, но глаза Петера за это время окончательно привыкли к темноте, и он смог разглядеть невысокого мальчика, очень симпатичного. Тот был одет во всё чёрное, а на щеке у него был какой-то след.

Мальчик проследил за взглядом Петера и ответил на вопрос, который тот не успел задать.

– Это золотая дуга, метка смуков.

– Смуков? – удивлённо спросил Петер. – Это такой народ? Как датчане?

– Да, это народ, – кивнул в темноте мальчик, – но не совсем такой, как ты думаешь. Смуки рождаются очень редко. Нас назвали так за красоту, которая вообще-то несвойственна гноллям. Почти все гнолли уродливы. К сожалению, – добавил незнакомец.

– Гнолли? – снова спросил сбитый с толку Петер. Он впервые слышал это слово, хотя что-то оно ему напоминало. Только вот что, он никак не мог понять.

Но уже совсем скоро загадка разъяснилась, как и тайна появления незнакомца в спальне мальчиков, и, что совсем удивительно, загадочное появление в жизни Петера шара для боулинга.

7. Кто такие гнолли

– Может быть, ты хочешь есть? – осторожно спросил Петер Смука.

Он не очень представлял себе, что едят смуки и гнолли. Точнее говоря, совсем не представлял. Не имел ни малейшего понятия. Может быть, они едят маленьких мальчиков, таких, как он, Петер.