Остров каннибалов

Лутцке Чад

Проехав почти милю, он сбавил скорость, затем остановился на поляне, в центре которой стоял большой плоский камень. Поверхность камня была запятнана кровью бесчисленных человеческих жертвоприношений. И все во имя науки. Эти слова стали его мантрой, особенно в такие моменты, как сейчас.

Саймон выгрузил свой груз из коляски. Мужчина застонал, но не пошевелился. Если бы это был ребенок или даже женщина, Саймон отпустил бы их в джунгли, позволив племени насладиться острыми ощущениями охоты. Но необузданный взрослый мужчина может нанести вред проекту, потенциально представляя

опасность для членов племени, что однажды едва не произошло.

Прежде чем он позволил себе какую-либо внутреннюю борьбу с моральной дилеммой, он вытащил из-за пояса мачете и опустил его, отделив голову мужчины от тела одним сильным ударом. Из открытой трахеи вырвался тихий вздох, образовав багровый пузырь, который закрыл новое отверстие.

Затем он быстро расчленил тело, сложив руки и ноги на скале и оставив туловище на земле. Он достаточно наблюдал за племенем, чтобы знать, что они предпочитали обращаться с торсом как с чемоданом, в котором находились жизненно важные органы, которые не употреблялись в пищу, а использовались для веревок и бурдюков для воды.

Саймон отвел взгляд от засохшей крови. Он ненавидел расчленение. Это совсем не походило на науку. Это было похоже на садизм, даже если испытуемые ничего уже не чувствовали.

Объекты.

Мученики во имя науки.

Саймон поехал обратно в поселок.

Как только он преодолел первый поворот тропинки, он остановился и спрятался в маскирующих тенях джунглей, наблюдая. Выжидая, когда они придут и примут его дар.

Прошло несколько часов, прежде чем у скалы появились двое детей. Двое детей, одетых в лохмотья, лишь прикрывающие их гениталии.

Их волосы были заплетены в дреды. По всей видимости, мальчик носил свои дреды довольно давно, гораздо дольше, чем девочка. Его кожа была коричневой, а у девочки – бледной. Они изучили окружающую листву в поисках каких-либо признаков того, кто доставил им дар, а затем мгновение спустя сдались. Девочка нагрузила руки мальчика двумя отрубленными конечностями, как будто это были поленья для костра. Они вернутся к остальным и расскажут им о добыче, скоро их здесь будет как пчел в улье.

Саймон снял перчатку и вытер лицо от пота, затем посмотрел налево. В двадцати ярдах от него, спрятавшись за деревьями, стояла женщина и наблюдала за ним. Охваченный стыдом, он кивнул, предполагая, что этот жест ничего для нее не значит.

Прежде чем дети ушли, направляясь в густые джунгли, мальчик - с руками, полными человеческих конечностей - еще раз оглядел окрестности и сказал:

– Спасибо тебе, Боже.

Глава 2

Международный аэропорт Майами, Флорида, 1980 год

Кевин Хаммел закрыл книгу, которую читал, и посмотрел в другой конец аэропорта, высматривая Робертсонов.

– Они уже должны быть здесь, - сказал он своей жене.
– Это так похоже на Росса. Он вечно все делает в последний момент. Когда у нас приближается крайний срок, он не спит

всю ночь, заканчивая черновик. Как вообще можно так жить? Господи, стресс точно прикончит меня.

– Тебе нужно успокоиться, Кев. Если ты собираешься работать весь отпуск, самое меньшее, что ты можешь сделать, это расслабиться перед его началом. А теперь возвращайся к своей книге. Если они не появятся в ближайшие десять минут, я позвоню Джен.

С головой, полной волнистых золотых волос, и телом, которое легко простило рождение их сына, Вики Хаммел могла показаться вне лиги Кевина, если бы вы его не знали. Он ухаживал за хорошенькими девушками с тех пор, как был первокурсником в средней школе, и он встречался с Самантой Бродок - младшей университетской болельщицей, которая всегда говорила, что ее отец не разрешает ей встречаться с парнями. Пока в её жизни не появился Кевин.

Называйте это харизмой или точеной челюстью - дело, конечно, не в его редеющих волосах - привлекать внимание красивых женщин было тем, в чем он был безусловно хорош, как и в теннисе и кулинарии. Ну и в писательстве, конечно.

Он еще раз оглядел аэропорт и увидел мужчину с ирокезом, одетого в армейские ботинки и кожаную куртку. Кевин толкнул локтем своего 9-летнего сына Калеба, который сидел рядом с ним и читал комикс, наполненный историями о призраках.

– Хочешь себе такую причёску?

Мальчик поднял глаза и проследил за взглядом своего отца, а затем рассмеялся.

– Как он их так поставил?

– Лаком для волос, я полагаю. Черт, может быть и клеем. А судя по его виду, он, наверно, его ещё и нюхает.

Калеб издал слабый смешок, как будто он понял шутку.

Кармен – их няня – читала комикс через плечо Калеба. Она помогала растить мальчика с самого его рождения. Хаммелы помогли ей стать гражданкой США, после того как она переехала во Флориду из Венесуэлы. Теперь она была им как член семьи. Кармен жила в их доме, используя гостевой домик в качестве своей квартиры.

Когда она не заботилась о мальчике, не готовила и не убиралась, она проводила время с фотоаппаратом, стены ее жилища были покрыты мрачными черно-белыми фотографиями, за две из которых она получила награды.

Возвращение на Карибы, возможность сфотографировать знакомое море – поездка на Барбадос взволновала ее больше, чем любого из них.

– De miedo^[1], - сказала Кармен на ухо Калебу.

Мальчик рассмеялся.

– Это не страшно.

Она улыбнулась и поддразнивающе кивнула.

– "Челюсти" – вот это страшно.

– Ты смотрел "Челюсти"?
– спросила Кармен и нахмурилась. Она хлопнула Кевина по спине.
– Ты разрешил мальчику смотреть "Челюсти"?

Кевин вздрогнул, затем повернулся.

– Что... он уже достаточно взрослый.

– Кармен права, - сказала Вики, затем понизила голос, чтобы её слышал только муж.
– И ужасно вовремя, Кевин. Ты думаешь, что он теперь будет плавать в океане?

– У него рейтинг PG.

– Дело не в этом. Я не хочу, чтобы он боялся плавать всю свою жизнь, особенно сейчас.