Остров на болоте
Шрифт:
Оставшаяся без родителей, одна – она следующие три с половиной года выживала на крохотную стипендию. Не было сменного белья, нечего было надеть на себя, взятые из дома, скатанные руками её матери валенки давно потеряли свои подошвы, и ноги, чтобы не обморозить, приходилось обматывать тряпками…
И всё же она училась. Её упорный характер не позволил ей сдаться и отступить. Чёрный хлеб был не каждый день, от голода кружилась голова, но Нина старалась не пропускать занятий. В столовой техникума можно было бесплатно напиться горячего чаю и хотя бы на время затушить чувство голода. Случалось, что пленные немцы, завидев группку девчонок, начинали улыбаться и, в знак внимания, протягивать кусочки
В сорок шестом, отбыв срок, Мария вернулась в свой опустевший дом. Её сын Николай последние два года жил в опустевшей избе один. Одиночество и беды наложили отпечаток на его характер. Он был молчаливым, серьёзным, не по годам повзрослевшим. Война вообще всех быстро делала взрослыми. В свободное время Николай любил рисовать. Рисовал на разных обрывках, какие попадались под руку. Истомившаяся по детям Мария не могла нарадоваться на своего сыночка. Летом на каникулы приехала и дочь Нина. Николай показывал сестре свои новые рисунки, познакомил со своей подругой – Марусей, на которой собирался осенью жениться.
После тюрьмы и как дочери раскулаченных, Марии трудно было найти работу в колхозе. Она сидела дома, иногда перебиваясь небольшими заказами, как когда-то в Гражданскую: шила одежду, вязала носки, катала валенки. Всему этому она научилась от своей матери Пелагеи.
В один из дней, сидя с утра у окна, Мария сучила пряжу. Перед ней на коротком шесте была подвязана куделя овечьей шерсти. Периодически отводя руку в сторону и фыркая веретеном, она пряла пряжу, скручивала шерсть в тугую нить. Давно уже с ночной смены должен был прийти сын, но что-то задерживался. В печи томился чугунок с кашей, приготовленной для него. За таким занятием застала её новая беда…
Отработав ночную смену на тракторе и передав его сменщику, Николай должен был отправиться домой, но домой не пошёл… Заснул на краю поля. Сменщик по непонятной причине не заметил Николая и наехал на него, вдавив железным колесом его голову в грунт. Только на втором круге он увидел, что наделал. Районный следователь долго разбирался в обстоятельствах смерти Николая, но так и не выяснил – случайность ли это или самоубийство. Чтобы не лишать колхоз второго тракториста, в заключении по факту происшествия следователь написал, что произошла случайность.
Тело Николая три дня пролежало в клубе – в колхозе не могли найти досок, чтобы сделать гроб. Всё это время мать не отходила от сына, ничего не ела, не пила, и слёзы уже пересохли в её глазах. Молодёжь села приходила проститься с Колей. Наконец в каком-то заброшенном доме отыскали уцелевшие доски пола, из них-то и сделали гроб. Когда стали засыпать могилу, мать в беспамятстве вдруг бросилась в яму и стала выбрасывать из неё землю руками, неистово крича. Её с трудом удалось остановить и поднять из могилы. После похорон сына Мария впала в оцепенение. Несколько дней она лежала с открытыми глазами, но никого не видела. С ней сидела приехавшая из Саратова дочь и сестра Варя. Со смертью сына предел прочности и человеческих сил, который был отмерен Марии Богом, подошёл к концу. После Гражданской войны, людоедского голода, ареста отца и брата, смерти мужа и матери, второго голода, трёх лет тюрьмы и смерти сына у неё не осталось внутренних сил. Она сделалась тихой, покорной и молчаливой.
В сорок восьмом, после окончания техникума, Нина была направлена фельдшером в свой район, в село Непряхино. Зная, что матери тяжело находиться в опустевшем доме, где всё напоминало о прошлом, Нина задумала поменять место жительства и уехать куда-нибудь далеко, где можно было бы забыть все беды и несчастья, преследовавшие их последние двадцать лет. И она приняла решение. Предварительно списавшись
Валерий был на три года старше Нины. Несмотря на свой небольшой рост, он выделялся среди своих ровесников особо благородными чертами лица: прямым носом, красиво очерченным ртом, глубокими серо-голубыми глазами. Он нравился всем девчонкам в селе, но время было военное – не до забав. После ухода отца на войну он остался старшим мужиком в большой семье. Надо было помогать матери. Его отцу, Василию, было сорок пять, когда осенью сорок второго его призвали на фронт. В это время шли тяжёлые бои в Сталинграде. Василий попал в резервную дивизию, которая срочно формировалась в Вольске. В декабре дивизию перебросили под Ленинград на Волховский фронт, а в январе сорок третьего его жена Дарья получила похоронку, из которой узнала, что её муж Василий Терентьевич Полынин был убит в бою 30 декабря 1942 года.
Окончив перед войной семилетку, Валерка работал в колхозной конюшне. К лошадям он тянулся с детства, с замиранием сердца слушал рассказы отца о Гражданской войне, о Чапаеве, о рейдах Первой конной армии. Дед Терентий, служивший ещё при царе в драгунах, тоже немало интересных историй поведал внуку о службе в кавалерии.
Летом Валерка гонял табун в ночное. Он любил сидеть у костра и слушать тишину степи и потрескивание прутиков куровника в огне. Однажды ему пришлось спасаться от стаи волков, расплодившихся в степи во время войны. Любимый конь Орлик унёс его от голодной серой стаи, но одну, самую слабую лошадёнку волкам удалось отбить от табуна и загнать в лощину. Там потом и обнаружило колхозное начальство её останки.
В ноябре сорок третьего пришёл черёд и сыновьям, вслед за отцами, отправляться на войну. Их было девятнадцать, семнадцатилетних мальчишек 1926-го – последнего военно-призывного года рождения. Девятнадцать худых, разучившихся улыбаться, плохо одетых и обутых одноклассников, с лёгкими, наспех сшитыми котомками за спиной и растерянностью в глазах собрались у колхозной конторы. Сняв шапку, сказал им председатель напутственную речь. Не было в селе оркестра и не было марша «Славянка», только громкий плач матерей, больше похожий на волчье завывание, огласил холодную синеющую степь. Маленький отряд в сопровождении лейтенанта ушёл в ночь пешим ходом в районный центр Озинки, куда явился к обеду следующего дня, пройдя за ночь и утро шестьдесят километров. А ещё через два дня Валерка оказался в городе Пугачёве, в снайперской школе номер пять, где ему предстояло пройти специальную подготовку. Плохое питание, ночные тревоги, стрельбы днём и ночью, холод – всё это стало повседневной жизнью. От пороховых газов и голода часто тошнило. В феврале снайперскую школу перебросили в Вольск.
На окраине города, в голой степи, орудуя ломами и кирками, вгрызались ребята в мёрзлую землю, строили себе землянки. В этом «Копайгороде», в сырых землянках прожили полуголодные курсанты ещё три месяца, пока не закончилось их обучение. Перед выпуском они сменили свои затёртые бушлаты на новые шинели, пришили погоны и все сфотографировались, чтобы отослать матерям свои фотографии. За неделю до отправки на фронт рацион питания в школе резко изменился. Изголодавшихся ребят откармливали, придавая им мало-мальски боевой вид. В начале мая маршевую роту подготовленных снайперов погрузили в эшелон и отправили в Крым. Готовилось освобождение Севастополя. В первом своём бою во время штурма Сапун-горы Валерка был легко ранен в ногу.