Остров на краю света
Шрифт:
Темнело, прилив поднимался, и все больше народу собиралось на мысу Грино. Отец Альбан был слишком занят в Ла Уссиньере, где служил в церкви особый молебен, но пришли старые монахини, бодрые, с блестящими глазами, как обычно. Зажглись жаровни — красные, оранжевые и желтые фонари вспыхнули у подножия развалин храма, — и снова саланцы, странно трогательные в своих островных шляпах и воскресных платьях, выстроились у ног святой Марины Морской, чтобы молиться и умолять ее вслух, перекрикивая море.
Тут были Бастонне с Франсуа и Летицией; Геноле, Просажи. Капуцина вместе с Лоло; Мерседес — чуть
— Даже если святая решит не вмешиваться, — безмятежно сказала Дезире, — то, что мои дети здесь, всё искупает.
Я стояла поодаль от остальных, на гребне дюны, слушая и вспоминая прошлогоднее празднество. Ночь была тихая, и кузнечики громко кричали в теплых, поросших травой ложбинах. Жесткий песок холодил мне ноги. С Ла Гулю доносилось «хишш» наступающего прилива. Святая Марина глядела вниз каменным, нелюдимым взглядом, и прыгающий свет огней оживлял ее лицо. Я смотрела, как саланцы один за другим подходят к берегу.
Первой подошла Мерседес и уронила в воду горсть лепестков.
— Святая Марина. Храни моего ребенка. Храни моих родителей и спаси их от всякой беды.
— Марина Морская. Храни мою дочь. Пускай живет счастливо со своим молодым, и поближе к нам, чтоб навещала нас хоть время от времени.
— Марина Морская, храни Ле Салан. Храни наши берега.
— Спаси и сохрани моего мужа и сыновей...
— Храни моего отца...
— Храни мою жену.
Я не сразу поняла, что происходит что-то необычное. Саланцы сплели руки в свете огней — Оме обнял Шарлотту, Гилен взялся за руки с Ксавье, Капуцина — с Лоло, Аристид — с Филиппом, Дамьен с Аленом. Люди улыбались, несмотря на тревогу; вместо мрачно склоненных голов, как в прошлом году, я видела блестящие глаза и гордые лица. Платки были сброшены, волосы распущены; лица светились не просто отблесками костров; танцующие люди бросали в волны охапки лепестков, ленты и мешочки ароматных трав. Туанетта снова запела, и на этот раз песню подхватили другие; голоса понемногу сливались в один — голос Ле Салана.
Я поняла, что, если вслушаюсь как следует, услышу среди них и голос Жана Большого, и голос моей матери, и Жана Маленького. Внезапно мне тоже захотелось присоединиться, войти в освещенный круг и помолиться святой. Но вместо этого я зашептала молитву, стоя на дюне, очень тихо, почти про себя.
— Мадо?
Когда надо, он умеет двигаться абсолютно бесшумно. Это его островная душа — если в нем на самом деле есть островная душа, под всеми слоями притворства. Сердце у меня подскочило, и я резко повернулась.
— Господи, Флинн, что ты тут делаешь?
Он стоял у меня за спиной на тропе, идущей по боку дюны, так, чтобы его не видели участники скромного празднества. В темной vareuse он был бы почти невидим, если бы не клубок лунного света в волосах.
— Где ты был? — прошипела я, боязливо оглядываясь на саланцев, но он не успел ответить, как наблюдатели на мысу Грино испустили страшный крик, которому через несколько секунд начали вторить на Ла Гулю.
— Ай-й-й!
Пение возле храма умолкло. Наступило секундное замешательство: кое-кто из саланцев побежал к краю мыса, но в неверном свете фонариков никто не мог ничего толком разглядеть. Что-то плавало на волнах, какая-то темная, не тонущая масса, но никто не мог в точности сказать, что это. Ален схватил фонарь и побежал, Гилен последовал его примеру. Скоро цепочка фонарей и электрических фонариков, качающихся вверх-вниз, уже двигалась через дюну к Ла Гулю и Черному приливу.
Мы с Флинном затерялись в неразберихе. Толпа прошла совсем рядом, распевая, выкрикивая вопросы и размахивая фонарями, но нас никто не замечал. Каждый хотел первым оказаться на Ла Гулю; кое-кто на ходу хватал в деревне грабли и сачки, словно собираясь сразу приняться за очистку пляжа.
— Что происходит? — спросила я у Флинна, пока нас обоих увлекала толпа.
Он покачал головой.
— Пойдем посмотрим.
Мы дошли до блокгауза — удобной наблюдательной площадки. Под нами Ла Гулю кишел огнями. Несколько человек стояли с фонарями на мелководье, словно во время ночного лова. Вокруг них плавали какие-то черные силуэты, десятки силуэтов — плавучие, наполовину погруженные в воду, скрывающиеся под волнами. Издалека доносились крики и... неужели смех? Черные штуки было невозможно разглядеть в свете фонарей, но на мгновение мне почудилось, что они имеют правильную форму, слишком геометрическую для природных объектов.
— Смотри, — сказал Флинн.
Голоса под нами стали громче, еще больше народу собралось у края воды, кое-кто зашел в море до подмышек. Свет фонарей скользил по воде; отмели, если смотреть отсюда, сверху, имели зловещий зеленый цвет.
— Смотри, смотри, — сказал Флинн.
Люди совершенно точно смеялись, я видела, как они плещутся на мелководье.
— Что происходит? — вопросила я. — Это что, Черный прилив?
— В каком-то смысле — да.
Тут Оме и Ален принялись выкатывать странные черные предметы из полосы прибоя. То же стали делать и другие люди; предметы были около метра в диаметре, правильной формы. Издали они были похожи на автомобильные шины.
— Это они и есть, — тихо сказал Флинн. — Это Бушу.
— Что?! — Во мне словно что-то оторвалось и поплыло по воле волн. — Бушу?
Он кивнул. Лицо его было освещено странным светом, падавшим с пляжа.
— Мадо, это был единственный выход.
— Но зачем? Мы столько труда в него вложили...
— Сейчас главное — остановить течение, идущее к Ла Гулю. Убрать риф — и течение исчезнет вместе с ним. Тогда, если нефть дойдет до Колдуна, может, она обойдет Ле Салан. По крайней мере, хоть какой-то шанс.
Он вышел на отмель во время отлива Ножницами по металлу перекусил авиационный трос, скрепляющий шины вместе. Работы на полчаса; начавшийся прилив доделал остальное.
— А ты уверен, что это поможет? — спросила я наконец. — Теперь нам ничего не грозит?
Он пожал плечами:
— Не знаю.
— Не знаешь?
— Ну, Мадо, а ты чего ждала? — Он, кажется, слегка вышел из себя. — Я не могу дать тебе всё!
Он покачал головой.
— Теперь вы хотя бы сможете бороться. Ле Салан не обязательно должен умереть.