Остров Надежды
Шрифт:
Дмитрий Ильич внимательно слушал это откровение своей дочери и снова убеждался в своей отцовской несостоятельности. Мало, оказывается, платить за квартиру, газ и свет, покупать платья и обувь, требуется гораздо большее от сложной должности отца, и особенно в этот период, когда формируется… когда недостаточно сюсюканья, мимолетной ласки и сентиментальных писем издалека.
Слова дочери звучали как упрек, и, чем они были мягче, тем острее боль. Да, он порой убегал куда-то на край советской земли, забирался в дальние гарнизоны, залезал
Междугородная дала Москву. Разговор с женой продолжался недолго: опять — Зоенька… «Прости меня, не брани ее, мы решили неосмотрительно, по-бабски, но я иначе не могла, потому Зоенька…»
— Мне жаль маму, — сказала Зоя, — я ее подвела. Не сердись на нее. Она у нас хорошая, папа. Кстати, какие у тебя завтра дела? — Правильно поняв его молчание, сказала: — Если возникнут какие-то сомнения или кривотолки, ты не бойся за меня. Меня костят девчушкой-разлучницей, сама слыхала… Если надо восстановить истину…
— Ничего не надо восстанавливать, — глухо попросил Дмитрий Ильич, — ты ничего не разрушала. Не старайся вылезти на первый план, дать повод, а сплетникам рот не заткнешь… Завтра я побываю у Татьяны Федоровны. Она требовала моего приезда. Пусть скажет — зачем… Сейчас мы пообедаем, а потом я зайду к Ваганову.
— К Ваганову? Нужно ли?
— Необходимо.
Зоя осторожно попробовала переубедить отца. И снова, вслушиваясь в речь дочери, он удивлялся обстоятельности ее мыслей. Будто другой, неизвестный ему человек беседовал с ним на равных правах.
— Ты в таком легко возбудимом состоянии, а он, судя по всему, хладнокровный, собранный. Побереги себя, папа.
— Я слишком берег себя. — Дмитрий Ильич принялся за суп. — Любителей излишних накоплений иногда именуют скрягами.
Они были вдвоем и могли быть откровенными. В соседнем номере раздавалась финская речь, потом русская, вероятно, говорил переводчик.
— Ваганов дурной человек, папа?
— В личном плане — безусловно.
— То есть в личной жизни? — уточнила Зоя.
— Я это и имею в виду. Он типичный обольститель.
— Ну, это не так уж плохо. О подобных мужчинах мечтают мои подруги.
— Надо уметь выбирать подруг, — отрезал Дмитрий Ильич.
Зоя промолчала, ссутулилась, нервически дернулись ее губы. Отставив тарелку с недоеденным супом, нехотя принялась за бифштекс.
— Как же преуспевает Ваганов? — спросила она, потупившись. — Обольщением?
— Не иронизируй…
— Тогда кто-то ему протежирует? — настойчиво продолжала Зоя. — Вульгарно выражаясь, блат?
Дмитрий Ильич поморщился, запыхтел, пытаясь
За окном вспыхнули фонари. Линия матовых точек протянулась вдоль улицы. Слышались работа лифта, стук захлопываемых дверей.
— Только протекцией такого положения не добиться, — сказала Зоя, — нет сомнений, он крупный специалист.
— Да, — коротко отрезал Дмитрий Ильич.
— Гигант?
— Ну, этого я бы не сказал. В его области имеются более крупные авторитеты.
— Кто?
— Это знать тебе ни к чему.
— Не те, которые его встречали?
— О, нет! — Дмитрий Ильич справился с обедом, взглянул на часы. — Во всяком случае, с ним вынуждены считаться.
— Смотреть сквозь пальцы?
— Предъявлять ему счет в области морали я не намерен. Пусть бесится.
— Прежде всего виноваты сами женщины. Он живет… сочно.
— Послушай, — отец готов был вновь распалиться, — не будем распространяться на подобные темы!
— Порочные люди, говорят, больше привлекают?
— Я тебя не узнаю! — Дмитрий Ильич вспылил. — Где ты всему этому научилась? Невероятно! Пойми, тебе только девятнадцать. Еще три года назад тебя не пускали на взрослые сеансы… — Зоя сникла. Отцу стало жалко ее. — Отдыхай. Читай «Вокруг света», — сунул ей купленный у лифтерши журнал. — Я пойду к Ваганову.
6
Кирилл Модестович, поджидая Ушакова, в нервном нетерпении расхаживал по гостиной просторного люкса. Чтобы оборонить себя от излишних наскоков, он постарался собрать кое-какую информацию. Приезд Ушакова с дочерью подтверждал слухи о близости к ней Лезгинцева. Хотя и с чувством отвращения к самому себе, но Ваганов заручился неофициальными справками, подтверждавшими этот приезд Лезгинцева в Ленинград и заказ в гостинице отдельного номера для дочери Ушакова. Где Лезгинцев квартировал — неизвестно, домой он тогда не заявился.
Ушаков относился к Ваганову дурно и при желании мог повредить его репутации. Получившая в свое время огласку скандальная история о связи Ваганова с Татьяной Федоровной могла вновь всплыть наружу при столь неблагоприятных обстоятельствах.
Ваганов долго прикидывал, как ему поступить в том или ином случае, и гаденькие мыслишки занимали его расстроенное воображение. В конце концов выработал линию поведения и приготовился отразить любую атаку.
Прежде всего он боялся за собственный авторитет, под которым подразумевал свой вес в обществе, созданный благодаря умению скрывать грешки большие и малые, напускать важность, заручившись надежными покровителями и друзьями, способными в нужную минуту сказать на белое черное. Ваганов в ожидании гостя заказал коктейли, апельсины, оделся просто — в твидовый костюм с искорками по светло-серому фону шотландской ткани.