Остров Невезения
Шрифт:
— Да ладно тебе. Я ожидал от тебя положительной оценки моего эксперимента, а ты меня опускаешь. В конце концов, цель визита достигнута. На работу приняты, счета для оплаты труда готовы.
— Ты ищешь приключения на одно место, какую ещё оценку можно этому дать.
— Я знаю, знаю. Постоянно слышу от разных людей, что я совершаю безумные поступки. У меня просто неудержимая тяга к приключениям. Потребность в острых ощущениях, это у меня в крови. Понимаю, что возможны неблагоприятные последствия, но остановить себя не могу. Без эксперимента, это была бы обычная, скучная бюрократическая процедура.
— Я
— Я не считаю себя социально опасным. Для кого и какую опасность я представляю? Социально опасны те, кто устанавливает такие порядки в этом мире. Прежде всего, это политики. Ну, если честно, то я не против террористических актов в отношении оборзевших вождей всех масштабов.
— Ну во, антисемит, расист, да ещё и потенциальный террорист. И вообще, человеконенавистник. Проводишь издевательские эксперименты над пожилой служащей банка.
Праздно шагая улицами восточного Лондона, мы зашли в какое-то Интернет кафе, и присели там отдохнуть. Каждый уткнулся в свой монитор.
Я зашёл на сайт www.loot.com и дал там объявление о розыске человека из прошлой жизни. Короткая записка в бутылке, заброшенная в мировой информационный океан сообщала:
Ищу (Maria Almeida) Марию Алмеиду, 1958 г. р. уроженка Бразилии г. Сан-Паулу, гражданка Великобритании и убеждённый противник капитализма.
В 1990 г. Проживала: 56 Thomas More House, Barbican, London, EC2Y 8BT.
В 1990 г. посещала СССР.
Звоните в любое время.
21
Егор, ты звонил, узнавал, почём там сперму принимают?
Вернувшись вечером домой, прежде чем войти в свою комнату, я внимательно осмотрел под дверью. Поставленный мною контрольный маячок красноречиво валялся на полу.
— Во, хохлы! — тихо, но выразительно прошипел сибирский эстонец, а теперь — лже голландец.
Мы вошли в комнату. Всё оставалось на своих местах. Вещи не тронуты. Документы и корреспонденция были при нас.
— Мы ничего не рассказали соседям о себе. А им любопытно! Если ещё и без дела торчать весь день дома, то заглянуть в доступную комнату соседа — святое дело. Придётся быть немного подружелюбней с ними, что-то сочинить и поведать о себе. Иначе, неудовлетворённое любопытство может перерасти в неприязнь к нам, — рассуждал я в полголоса.
— Тебе виднее. Ты своих соотечественников лучше знаешь. Ты у нас продвинутый сказочник, вот и рассказывай, ублажай их. Не занят среди них — лишь один, тот разговорчивый, любопытный тип. Придётся тебе пристроить его на работу, иначе, он достанет нас, — заявил Егор.
— Может, ещё и о документах для него похлопотать? Мы дали им ценную путёвку в трудовую жизнь, пусть звонят по объявлениям и предлагают свои донорские услуги. Там не требуется знания языка и разрешения на работу, зарплата сдельная, — отвечал я.
— Однако такое украинское соседство напрягает! Надо подыскивать другое жилище, — бурчал Егор.
— Хотелось бы найти что-то поспокойней… Но сейчас мы будем заняты на работе, и на этот адрес должны письма прийти. Придётся как-то приспосабливаться. Тебе, Егорушка, надо освоить украинский язык и подружиться с соседями.
— Мне легче
— Егор, ты преувеличиваешь негативные качества моих соотечественников. Ты их ещё и в первородном грехе обвини. Кстати, им это может понравиться. Так как они всерьёз не исключают, что Адам и Ева были украинцами. Но, если тебе представится случай оказаться в окружении поляков, то ты быстро заметишь, что украинцы для тебя более понятней и ближе. Можешь возразить мне, но если вычислить среднестатистических американца и украинца, и сравнить их, то американский образчик окажется фиолетового цвета, неграмотным, самовлюблённым, прожорливым типом. А украинец — ещё вполне образованным парнем.
На следующее утро мы вышли из дома в начале девятого, не дождавшись почтальона. Остановка, нужного нам автобуса, находилась недалеко. Ехали минут тридцать. И пассажиры, и виды кварталов, через которые мы проехали, вызывали у меня глубокую тоску.
Чтобы скрасить наш путь на работу, мы, как дети, забрались на верхнюю палубу автобуса, и, молча, обозревали мрачные, однообразные улицы, вылепленные из тёмного кирпича. Дома, оккупированные пришельцами из Индии, нелепо пестрели коммерческими вывесками, зазывающими потребителей экзотических восточных тканей, одёжки, специй и сладостей. На фоне серых улиц, с особой красочностью и дисгармонией выделялись цветные афиши кинотеатров, промышляющих прокатом индийского кино.
Район East Ham оказался более обжитым, коммерческим и довольно оживлённым. Выходя из автобуса, на остановке я отметил объявление, приглашающее всех в местный храм Кришны.
Нужный адрес мы нашли легко, но дверь была закрыта, и на звонок никто не отвечал. К девяти пришёл мужик среднего возраста и открыл офис, мы подошли к нему.
— Доброе утро. Нас направили к вам, — представились мы.
— Привет, парни! — обрадовался он. — Пожалуйста, проходите.
Мы вошли в помещение. Всё пространство было заставлено стеллажами, высотою до потолка. Кучи бумажных папок, различной пухлости, горами лежали на полу во всех углах. Архив пребывал в запущенном состоянии.
Мы познакомились. Мужик оказался инвалидом. Одна рука у него была неисправимо травмирована. Он бегло объяснил нам суть нашей задачи. Следовало все папки разместить на полках стеллажей, в строгой хронологической последовательности. Всё это он пожелал сделать в течение недели. Пояснив нам, в каком порядке он хочет видеть все папки на стеллажах, наш временный начальник включил радио и оставил нас осваиваться.
Нас никто не торопил и не доставал указаниями. Лишь несколько вежливых вопросов о наших впечатлениях относительно Лондона. Между собой мы разговаривали по-русски, но тихонько. С первых же часов работы у нас сложились с ним комфортные трудовые отношения. Он был занят чем-то своим, а мы — сортировкой пыльных папок.