Остров невиновных
Шрифт:
— Я ни в чем тебя не обманывал.
«Да неужели? Не ты ли говорил, что до меня тебя долгие годы никто не слышал? А как же Эверет? Ты же говорил с ним. Показал этот дом. Точнее, подарил дом, да? Пообещал, что сделаешь его своим лордом…»
Она многое могла еще припомнить, но какой в этом смысл, если остров никак не реагирует на обвинения?
Марти нервно рассмеялась. Мысленно, конечно, чтобы не напугать Томми и Адама. Опять задумалась, не сошла ли она с ума. Возможно, у них с Эверетом один диагноз — новый, прежде неизвестный в психиатрии синдром, который потом назовут их именами. Синдром
— Я ошибся, — тихо сказал Карго-Верде. В голосе его слышалась… вина? — Ошибся в нем. Я действительно долго ни с кем не говорил и, наверное, разучился разбираться в людях. Мне казалось, стоит только найти кого-то, кто способен слышать…
Он слишком долго ждал того, с кем сможет разделить свою силу, и не подумал, что стоило подождать еще немного, чтобы получше присмотреться к недавно прибывшему на Карго-Верде доктору, понаблюдать за ним, понять, что представляет собой этот человек.
Нет, он присматривался, конечно, и понял, казалось…
Лоуренс Эверет был менталистом и скрывал свой дар, но у него имелись на то причины. Менталистов не любили в империи. А остров не любил империю. Империя жестока со всеми, кто не вписывается в придуманные ею правила, кто бросает вызов ее нормам и законам, цель которых — укрепить власть лордов Архипелага и их предводителя. Империя раздавила бы Эверета, как и многих до него, а ведь он не делал ничего дурного. Напротив — свой дар, который приспешники императора мнили злом, он использовал исключительно на благие цели. Он влезал людям в головы лишь затем, чтобы навести в этих головах порядок, вычищал оттуда грязь, находил искорки разума и заставлял их разгораться ярче. Он был менталистом, да, но еще он был целителем. Целитель — это прекрасно.
После инициации пробудившаяся в лорде истинная кровь многократно усиливает способности, которыми он обладал изначально, и Карго-Верде радовался тому, что у него будет лорд-целитель, который сможет излечивать не только тела, но и души.
Иногда Эверет использовал дар и в личных целях, но это тоже можно было понять, он ведь чужой тут и пытается как-то обустроиться на новом месте. Естественно, ему нужны деньги, чтобы купить дом, где он будет жить, и, быть может, не один; машину, на которой добираться до лечебницы намного удобнее, чем на автобусе; одежду… Еду, в конце концов. Люди — не острова, они не могут питаться чистой энергией, им нужно есть. И Эверет ведь не бедняков обирал — он брал немного и лишь у тех, кто точно не обеднеет, лишившись нескольких сотен. А когда он станет лордом, думал остров, необходимость прибегать к подобным уловкам отпадет сама собой.
И он заговорил с ним, да. Рассказал, как долго ждал его, как устал от молчания и накопившейся за века силы, которую не с кем было разделить. Показал этот дом и спрятанные в нем сокровища, сотой доли которых хватило бы доктору, чтобы забыть о нужде навсегда…
«Сокровища? — переспросила Марти. — Разве дом не разграбили люди императора?»
— Они взяли многое, — ответил остров. — Но не все. Показать тебе?
«Лучше покажи мне выход».
Карго-Верде проигнорировал эту просьбу,
Сокровища ей все-таки показали: просторную комнату с сундуками, набитыми золотом и драгоценностями… Сейчас вход в нее был завален камнями, и понадобится сила лорда, чтобы убрать их, не вызвав новых обвалов.
Для Эверета это — одна из причин. Возможно, главная. Он мечтает заполучить силу, чтобы завладеть богатствами, которые и так были бы его, не окажись он эгоистичным мерзавцем.
— Я ошибся в нем, — повторил остров. — И слишком поздно понял свою ошибку. Он слышал меня — да, но не понимал услышанного. А я не сумел объяснить. Теперь же он слышит только себя, свои желания и домыслы, но продолжает думать, что разговаривает со мной. Так бывает даже с теми лордами, что уже связаны с островами: когда в их душах начинают говорить алчность и гордыня, они перестают различать наши голоса. Потому мне и нужна твоя помощь. Останови его.
«Как? Предлагаешь мне его убить?»
— Это приемлемое решение.
Сказано это было так просто, что Марти опешила на несколько секунд. Но ведь решение действительно… решение. Если не принимать во внимание тот факт, что возможно оно лишь в теории и нет ни единого шанса реализовать его на практике.
— Тина! Тина, что с тобой?
Она встряхнулась, выныривая из нереальности, куда затянул ее разговор с островом.
— Все… — взглянула через решетку в обеспокоенные зеленые глаза, — …нормально. Задумалась, прости.
— Нужно уходить.
— Что? — Ей показалось, что она ослышалась.
— Нужно уходить, пока они не вернулись.
— Как?
— Действительно, как? — полюбопытствовал Карго-Верде, проявляясь рядом с Марти в образе своего последнего лорда. — Сила дома не позволит ему дотянуться до родового острова, а без этого не справиться. Эверет перестраховался, и замки заперты магией.
Марти хотела спросить, может ли он сам открыть камеры, ведь сила дома — это и его сила, но промолчала: если бы он собирался помочь, уже сделал бы, а выслушивать ответ в духе «да, могу, но нужно играть по правилам» не было никакого желания. Как и продолжать эти странные игры.
— Замки заперты магией, — повторил Томми слова острова. — Я не смог разобраться с плетением. Поэтому — так.
Он взялся за дверь и медленно, с усилием открыл ее. Со стороны петель.
Пока Марти недоумевала, каким образом ему это удалось, он проделал тот же фокус с дверью ее камеры, а после выпустил и Адама.
— Невероятно!
Марти подумала, что она, возможно, единственная, кому довелось лицезреть удивленный остров.
— У него получилось! Стайн его услышал. Он… Он и правда только наследник? Не глава рода?
— Боюсь, это все, на что меня хватит, — хрипло проговорил Томми, вытерев выступившую на лбу испарину. — К сожалению, психодоктор не солгал, и мы действительно в доме. Поэтому чем скорее уберемся отсюда, тем лучше.
Марти согласно закивала и, покинув камеру, вздохнула с облегчением, хоть и понимала, что это — лишь маленький шажок на пути к свободе.
Адаму этот шажок дался с трудом. Тело сестры словно перестало его слушаться, и сдвинуть с места ногу было не легче, чем сдвинуть гору.