Остров невиновных
Шрифт:
Магические устройства в охранной системе лечебницы были. Маги среди охранников — нет.
Кто-то из персонала? Но врачи и сестры разъезжаются по домам на ночь, тут остаются только дежурные и смены меняются, да и сложно представить целителя, владеющего заклинаниями из арсенала разведчика.
Представить разведчика в психиатрической лечебнице проще. В качестве пациента. Если доктора не знают, что у них на лечении маг, достаточно сильный, чтобы скрыть дар, блокаторов ему не вводят. А глушилки по периметру лишь немного ослабляют и мешают концентрироваться…
Фаулер задумался о том, насколько это возможно. После — насколько силен должен быть
На этой глубокой мысли Фаулер уснул, уткнувшись лбом в руль.
Разбудило его деликатное похлопывание по плечу.
— Лейтенант, с вами все в порядке?
Он разлепил глаза, поднял голову и в первые секунды с недоумением смотрел вперед — на зелень кустов и освещенную солнцем кирпичную ограду за ними. Затем встряхнулся и перевел взгляд на подошедшего к машине человека.
— Доброе утро, — улыбнулся Эверет.
Вид доктор имел совершенно невозмутимый, словно каждый день обнаруживает рядом с лечебницей спящих полицейских и не видит в этом ничего странного.
— Доброе, — отозвался Фаулер, ощупывая вмятину на лбу. Нужно было что-то еще сказать, но голова спросонья работала плохо.
— Вас заметила охрана при утреннем обходе, — сообщил Эверет. — Еще в семь. Беспокоить не стали, но сообщили дежурному врачу. Решили, что вы дожидаетесь начала приемных часов.
— А они уже?..
Часы показывали девять двадцать пять. Уже.
— Да, — подтвердил доктор. — Так что можете смело входить. Если, конечно, вы это планировали.
Он по-прежнему не выказывал ни любопытства, ни подозрительности, и такое самообладание почти восхищало. Должно быть, нелишний навык в работе с заведомо неуравновешенными людьми.
— Планировал, — проговорил Фаулер. — Я…
Все-таки внешний периметр обходили охранники. В семь часов. Его заметили, как и то, что на тот момент он уже спал, то есть подъехал не только что, а значительно раньше. И этому должно быть объяснение, не связанное с россказнями бродяг о призрачной деве.
— Не слишком разумно с моей стороны было приехать ночью. Обычно… со мной такого не случается, что бы вы ни подумали… Но наш последний разговор как-то совпал с одним неприятным происшествием…
— Еще одно убийство? — нахмурился Эверет.
— Нет. Это… личное…
— Тогда, быть может, позволите угостить вас чашечкой кофе?
— С удовольствием.
Он и сочным ростбифом себя угостить позволил бы, но чего не было, того не было. Только кофе и микроскопические крекеры, удручающе быстро закончившиеся. Фаулер даже к рассказу приступить не успел, как расправился с ними.
Эверет терпеливо ждал. Тихими и безлюдными в утренние часы аллеями он провел гостя в главный корпус, в свой кабинет, светлый, просторный, обставленный просто и без излишеств, попросил дежурную сестру принести кофе и ждал. Подобное терпение вызывало уважение, но испытывать его не стоило.
— В мой предыдущий приезд сюда вы заговорили о войне… — начал Фаулер. — О потерях. Конкретно о моей потере, о том, что вы слышали в городе. Так вышло, что той же ночью мне напомнили об этом снова…
Лгать не пришлось. Всего лишь рассказать, как «пообщался» с собравшимися у мола малолетками, не упоминая, впрочем, истинной цели той встречи. Было неприятно, но Эверет не первый психиатр, с которым
— Скажите, Кеннет… Вы же не против, если я буду так к вам обращаться? Вы ведь сейчас не на службе.
— Да, конечно.
От него не укрылось то, как Эверет будто невзначай опустил руку под стол, чтобы нажать кнопку вызова. Неужели переиграл? Явятся сейчас санитары со смирительной рубашкой…
Но в кабинет заглянула уже знакомая сестра.
— Мэри, будьте добры, еще кофе, — попросил ее доктор. — И сделайте сэндвичи, пожалуйста. Побольше, я что-то проголодался.
Заметил, выходит, скоропостижную кончину крекеров. Или услышал, как бурчит у посетителя в животе.
— Так вот, Кеннет, — продолжил, когда дверь закрылась, — прежде всего я хотел бы поинтересоваться вашим общим состоянием. Потеря хвоста — весьма ощутимая травма для оборотня. Страдают сочленения крестцового отдела позвоночника, возможны сильные боли в любом облике. Часто имеет место нарушение опорно-двигательных функций…
— Я здоров, — перебил Фаулер. — Были сложности сразу после, но теперь уже абсолютно здоров.
— Повезло встретить хорошего целителя? — понимающе кивнул Эверет. — Что ж, это замечательно. Значит, физического беспокойства ваша травма не причиняет. Только внутренний дискомфорт. И вас, безусловно, задевает мнение окружающих. Для них ваша потеря несущественна, они не видят истинной сути проблемы. Лишились бы вы ноги или руки — другое дело… Хотя, поверьте, они и тогда нашли бы повод для насмешек. Особенно подростки. Дети жестоки в этом переходном периоде. Неосознанно жестоки. Они лишь учатся видеть границы между добром и злом… Но вы ведь и сами это понимаете, Кеннет? Тем не менее после столкновения с ними целый день изводили себя воспоминаниями о стычке, а ночью вдруг сорвались сюда. Захотели поговорить, хоть и уверяли меня в прошлый раз, что не испытываете такой потребности… Дело ведь не в хвосте, да?
Дверь открылась вовремя. Одновременно с тем, как Фаулер вздрогнул от вопроса, прозвучавшего уличением во лжи. Он быстро обернулся, выдавил улыбку, изображая радость от появления кофе и сэндвичей, и, как только сестра Мэри поставила поднос на стол, заткнул себе рот хлебом с ветчиной, оттягивая момент признания.
— Дело не в хвосте, — повторил Эверет, когда они снова остались наедине. — Не в его потере, а в том, что для вас эта потеря значит. Хвост, а вернее — его отсутствие, не позволяет вам забыть пережитое на войне. А люди, видящие в вашей травме повод для насмешек в вашем понимании, насмехаются не над вами. Вам кажется, что они пренебрежительно отзываются о тех событиях, о трагедии, свидетелем которой вы были, о смертях, произошедших на ваших глазах, ставя в один ряд непонятную и несущественную для них утрату хвоста и что-то несоизмеримо большее. Но поверьте, Кеннет, это далеко не так…