Остров обреченных
Шрифт:
– Командор Блэк?.. С этим, пожалуй, можно и потолковать. Он хоть и англичанин…
– Нормандец полуанглийских кровей, – уточнил капитан.
– Он хоть и англичанин-полукровок, – еще презрительнее произнес Дюваль, в который раз удивляясь информированности этого сухопутного служаки. – Однако согласен: служба во флоте короля Франции благоприятно сказалась даже на нем.
Довольный ходом переговоров, капитан поднялся и хотел было попрощаться, но Дюваль вдруг спохватился.
– Вы так и не сказали, от кого именно мне следует защищать это эфирное создание. Я имею в виду не трюмную плесень,
– Ну, от вас, как от, скажем так, третьего лица на корабле, будет зависеть многое…
– Вы не поняли меня: если речь идет о матросах, то я зажму их так, что…
– Адмирал зажмет их без вас. Вопрос в том, чтобы точно так же, намертво, зажать… самого адмирала.
Дюваль как-то неестественно выпрямился, так что слегка согбенный позвоночник его чуть было не распался, и, приоткрыв рот, удивленно уставился на капитана, как на портового мессию.
– Н-не понял.
– …Которому герцогиня, напомню, приходится племянницей – окончательно добил его Камен, и, оставшись довольным собой, чинно зашагал к выходу. Он, капитан, свое дело сделал, остальное предоставлял Дювалю.
В тот же вечер в номер гостиницы, в котором остановился командор Брэд, не спешивший перебираться на корабль, вежливо постучали, и некий тучный господин попросил разрешения отнять у него несколько минут драгоценного времени. Нет-нет, исключительно по просьбе маркграфа де Мовеля.
Имя маркграфа было хорошо известно командору, а потому, вежливо склонив голову, он пригласил капитана Камена в прихожую. По запаху женских пряностей капитан без труда определил, что явился он явно не вовремя, о чем покаянно сообщил командору, добавив при этом, что только служба да обязательства перед маркграфом де Мовелем заставляют его…
– Не будем расточаться в излишних объяснениях, – вежливо прервал его Брэд.
– В таком случае я окончательно умолкаю, и пусть говорит маркграф де Мовель, – вручил ему капитан письмо маркграфа.
Командор бегло прочел его, и, сохраняя внешнюю невозмутимость, медленно, величественно покачал головой:
– Мадарини задержан полицией! Этого следовало ожидать. Я давно считал, что непозволительно пользоваться услугами венецианца в качестве штурмана. Тем более, что речь идет об освоении новых территорий, о том, в чем у нас нет более серьезного соперника, нежели венецианцы.
– Маркграф такого же мнения, сэр, – почтительно молвил капитан. – Хотя и знает что Мадарини уже немало прослужил во французском флоте.
– А этот штурман Дюваль… В общем-то, я немало наслышан о нем, но лично… Да и согласен ли он будет…
– С ним уже переговорили. Он согласен. Завтра поутру прибудет на «Короля Франциска».
– Предварительно мне хотелось бы обменяться с ним несколькими словами еще здесь, а не на борту.
– Что значительно упрощает мою миссию. Через час он явится к вам.
– Через два.
– Именно это я и имел в виду: через два. И можете не сомневаться, что в лице старшего штурмана Дюваля вы получите на борту флагманского корабля и во всей эскадре преданнейшего вам офицера. Лично вам… преданнейшего.
– Но ведь вы согласитесь, что, выходя в Великий Океан под командованием такого адмирала, как де Роберваль, это немаловажно:
– Маркграф де Мовель такого же мнения. Тем более, что на борту появится еще одна особа…
– Знаю, герцогиня Маргрет де Роберваль.
– С которой, если учесть их родственность, у адмирала более чем странные отношение, сэр. И есть люди, в их числе и маркграф де Мовель, заинтересованные в том, чтобы смягчить удар судьбы, постигший юную герцогиню.
– Это наш общий долг, – вежливо согласился командор.
Пока одни люди маркграфа проверяли списки корабельных команд и, имея приметы Роя д’Альби, осматривали портовые таверны и даже подпольные бордели; другие, с помощью слуг и друзей хозяина особняка, Артура де Мовеля, оповещали всю городскую знать о предстоящем бале в честь красавицы-герцогини Маргрет де Роберваль, дочери пэра Франции Николя де Роберваля и племянницы адмирала Роберта де Роберваля. При этом каждому из приглашенных сообщали, что мужественная герцогиня решила первой из высокородных дам ступить на новые земли королевства, отважившись на рискованное плавание к неведомому материку, на ужасы и лишения первых колониальных сражений. Это производило впечатление. О храброй герцогине заговорили во всех домах и тавернах.
Однако бал был назначен на завтра. А пока что маркграф де Мовель накрыл стол для узкого круга своих друзей и высокопоставленных знакомых, и на вечеринку эту были приглашены комендант крепости, начальник порта, судья, мэр города… Единственным из тех, кто в общем-то непременно должен был бы присутствовать на этой вечеринке, но кого попросту «забыли» пригласить, «почему-то» оказался адмирал де Роберваль. Впрочем о нем как-то старались и не вспоминать. В центре внимания гостей была она – красавица Маргрет, герцогиня королевского рода. Нет, «вице-королевой Новой Франции» ее пока что никто вслух не титуловал, но уже все подразумевали. И вообще, все выглядело чинно и достойно.
Маргрет буквально очаровала это, в большинстве своем мужское, собрание. Тосты, восторженные комплименты, ритуальное целование руки… Маргрет была беспредельно признательна маркграфу. Уж неизвестно, суждено ли ей когда-либо стать вице-королевой Новой Франции, но что в море она уходит истинной королевой Гавра – в этом сомневаться не приходилось. А как страстно наигрывали старинные нормандские мелодии музыканты! И как влюбленно местный менестрель, выпускник двух университетов, пытался осчастливить ее стихами, написанными в честь «нордической герцогини, которая, подобно вождям древних викингов, повела корабли к далеким холодным островам».
Именно после этих стихов на балу и в городе ее только так и называли – Нордическая Герцогиня.
… Так вот, об адмирале на этом званом ужине в честь Нордической Герцогини де Роберваль действительно старались не вспоминать, однако следующим утром он вдруг сам напомнил о себе. Узнав, что, еще вчера прибыв в Гавр, опальная герцогиня не только не перебралась на корабль, но даже не удостоила его своим визитом и, как ни в чем не бывало, восседает на званом ужине, а по существу, на городском балу, он рассвирепел. Прибывший от него лейтенант Гарден сурово потребовал, чтобы герцогиня немедленно взошла на корабль.