Остров Рака

Лекаренко Александр Леонидович

Но на свете не так много филологов-германистов, как может показаться на первый взгляд. В особенности – университетского уровня. Слухи доползли. Однажды, после заседания кафедры присутствовавший декан, который не отличался особым умом, сказал, ухмыляясь и поигрывая никогда не воскуряемой трубкой, - А вы знаете, у нас тут есть Монстр-Красный Глаз. Ну-ка, ну-ка, Александр Васильевич, расскажите, сколько человек вы уже убили взглядом? – В тот раз все обошлось. Он быстро принял фенобарбитал, который носил, замаскированным в маленьких конфетках и первым громко рассмеялся. А декан всего лишь сказал, - Ф-ф-у-у, что-то душно у вас здесь. – И, слегка качнувшись, пошел открывать форточку.

Но камень был брошен. Ничего особенного не происходило, но у него несколько раз спрашивали, почему он ушел из Академии, в которой зарплата была раза в полтора выше, чем в университете,

потом кто-то вспомнил, что у него была жена, а этот кто-то учился с его женой и пожелал узнать, как у нее дела, потом завкафедрой, случайно встретив его вечером на улице, мягко попенял ему, что, мол, не надо бы так много пить, поскольку завтра, дорогой вы мой, на работу, потом вышла безобразная ссора с Мартой и, в общем, ничего не происходя, происходило как раз то, что и выплеснулось бокалом мартини на роскошную грудь деканши.

Глава 7

Утро № 2 уже не было столь оптимистичным, как Утро № 1. Бутылка № 1 валялась под столом. Первое, о чем он подумал, снимая затекшие ноги со стола, - «Надо ставить брагу».

Он держался еще на вчерашних дрожжах и знал, что продержится еще часа полтора, а потому, из экономии, ограничился водой из-под крана. После чего занялся необходимыми приготовлениями.

В летнее время на острове, видимо, тусовалось немало людей, поскольку оборудование кухни было рассчитано на приготовление пищи как минимум человек для двадцати. Он отыскал сорокалитровую кастрюлю и поставил кипятить воду на газовую плиту. Брага любит тепло, поэтому он решил начать отопительный сезон прямо сейчас и включил котел, чтобы прогреть помещение заранее. Потом проверил генератор и водонагреватель – электричество понадобится, чтобы пестовать сусло в горячей воде при постоянной температуре в 55 градусов. При таких условиях и при избыточном количестве дрожжей можно было рассчитывать на получение готового к возгонке продукта уже через сутки. Процесс отказа явно пошел вразнос, о том, чтобы растянуть оставшийся литр спирту недели на две, не могло быть и речи, он не был уверен, что сможет растянуть его даже на три дня.

Он не выдержал и с опережение графика принял первую терапевтическую дозу – сто двадцать грамм. Руки сразу перестали дрожать, сердце успокоилось, движения обрели четкость и размеренность. У него даже прорезался эфемерный алкогольный аппетит, и он быстро зажевал его хлебом с килькой в томате, зная, что потом не удастся протолкнуть в себя ни куска. Затем он пошел в кладовку, чтобы поискать какой-нибудь крупы и наткнулся там на множество пакетов с горохом. Это была хорошая новость. Горох – лучший катализатор брожения и субстрат, на котором растет естественный дрожжевой грибок, намного более ценный, нежели синтетические дрожжи, привезенные им с собой. В отличие от кулинарных дрожжей, которые, сожрав весь сахар, сдыхают, естественный грибок живет долго и может быть использован многократно.

Когда тридцать литров воды в сорокалитровой кастрюле закипели, он всыпал в кипяток десять килограммов сахару и два килограмма гороха. Ему не требовалось ни весов, ни мерок – залитый глаз и твердая алкогольная рука знали свое дело. Затем, кряхтя и задыхаясь, он отволок кастрюлю на свежий воздух – для охлаждения, после чего присел на пороге, вытирая со лба холодный пот. – «Да», - подумал он, - «Здорово же ты себя укатал, господин профессор». Но дело можно было поправить, и он поправил – очередной терапевтической дозой, с легким ароматом тысячелистника, заложенного в бутылку еще накануне. Теперь следовало позаботиться о запарке, и он развел в теплой воде триста грамм дрожжей, подумал и добавил еще сто, чтобы наверняка. Затем извлек из сумки свою перегонную трубку из нержавеющей стали – просто чтобы полюбоваться, как профессиональный киллер любуется своим оружием. Собственно, это и было оружие – для самоубийц. – «Человека довели до крайности», - вспомнилась ему фраза из какого-то американского романа, - «Так, что ему оказалось негде даже поставить свой самогонный аппарат». – Теперь у меня есть, где поставить свой самогонный аппарат, - громко сказал он в пустоту и расхохотался, укладывая трубку на стол. Самочувствие и настроение улучшилось, вплоть до того, что он решил прогуляться, пока остывает кипяток, и некоторое время поковылял вдоль береговой линии – согбенная фигурка в зеленой армейской куртке, перед необъятностью моря и необъятностью неба.

Когда вода охладилась, он вновь,

пыхтя, втащил кастрюлю в помещение, запарил сусло и пошел в склад – ему требовалась большая емкость в качестве теплообменника. Для кастрюли с брагой. Здесь его ждал маленький сюрприз – когда он, поднатужившись, перевернул набок здоровенный ящик из сварного железа, то вместе со всяким барахлом из него вывалился двуствольный обрез дробовика и несколько патронов в грязном полиэтиленовой пакете, перетянутом медной проволокой. Он отнес находку на кухню, которая, похоже, уже стала его постоянной резиденцией, и спрятал в одном из шкафов – чтоб был под рукой, на всякий на авось. Затем перетащил ящик в душевую, пустил в него тонкой струйкой воду из водонагревателя и угнездил в нем кастрюлю с суслом. Края кастрюли оказались на несколько сантиметров выше краев ящика. Теперь игривая брага будет нежиться в проточной горячей воде при постоянной температуре. Он вернулся в кухню, взял огрызок красного карандаша и написал прямо на столе большими буквами: «Перед тем, как вырубиться, подкачай воды в бак!» Все. Урок на сегодня был выполнен. И он с облегчение смешал себе очередную дозу – на этот раз уже не терапевтическую.

Он сидел в драном пластиковом кресле, подняв ноги на стол, и мирно курил, пуская в потолок струйки сизого дыма. Наступило лучшее время, время между уже удовлетворенным похмельем и еще не наступившим тяжелым опьянением. Но тело его ощутимо побаливало от давно уже непривычных физических нагрузок и, может быть, поэтому мысли к нему пришли совсем не мирные, он вспомнил случай из той части своего недавнего прошлого, которая находилась между увольнением из университета и островом.

Он пил, не просыхая. И вот, случилось ему однажды выползти из подвального кабачка, спотыкаясь и едва волоча ноги. Рядом с кабачком находилась широкая витрина магазина электронных товаров. Зачем-то он сунул свой пьяный нос к витрине, а затем и оперся об нее обеими руками. Витрина была оборудована сенсорными датчиками сигнализации, и через несколько минут, когда он еще качался там, как пугало, на фоне телевизоров и магнитофонов и видеокамер, за его спиной взвизгнули тормоза. Из вполне гражданской на вид машины выскочили четверо парней в черной униформе и почему-то в масках, полностью закрывающих голову.

Ничего не соображая, он оказал яростное сопротивление, настолько, насколько мог в своем состоянии. Его сбили с ног и тщательно, со всем молодым трудолюбием, отходили дубинками и ногами.

Он не пришел в себя даже тогда, когда «Жигуленок», наискось пролетев перекресток, выскочил на тротуар и врезался в фонарный столб на скорости километров в сто двадцать – ребята вовсю веселились в пустынном, ночном городе и водитель не считал нужным ослаблять ногу на утопленной педали газа.

Он очнулся в смятом в гармошку салоне автомобиля, когда грохот и визг раздираемого железа уже стихли, только быстро-быстро капало что-то на асфальт. Воняло бензином, потом, кровью и испражнениями. От водителя, почти раздавленного проломившим «торпеду» двигателем, мало что осталось. Боец, сидевший рядом, пролетел через лобовое стекло и, чудом миновав покосившийся столб, изломанной куклой валялся метрах в семи от машины. Один из сидевших на заднем сиденье не миновал – его размазало о столб. Четвертый лежал поверх водителя, упираясь сломанной шеей в оставшуюся от соседа кучу костей, упакованных в черную униформу и зажатых между столбом и смятой кабиной.

Он выжил и не получил ни единой царапины, потому, что бойцы, разместившиеся на заднем сиденье, уложили его на пол, поставив сверху ноги – потом он обнаружил на своей светлой рубашке и брюках следы от их ботинок.

Он выбрался через рассыпавшееся заднее стекло и, пошатываясь, пошел прочь. В голове было пусто, но сердце знало, вне всякого сомнения – машинка сработала снова, едва не угробив и его самого в этот раз.

Глава 8

Утро пришло в фейерверках похмельного синдрома. В глазах у него замельтешили цветные пятна, когда, убрав ноги со стола, он выровнялся в своем кресле, в ушах гудел прилив, а во рту было сухо, как в пустыне Гоби. «She comes in colors», - пропел он надтреснутым голосом и закашлялся – тысячи и тысячи выкуренных сигарет и каждая из них – гвоздь в крышку твоего гроба.

Но пить было нельзя, он знал, что первая же рюмка отправит его в небытие до полудня, как минимум. А так было нельзя, он был, все-таки – гард, охранник и где-то, как-то – секъюрити. Поэтому он сполз с кресла и побрел к морю на моцион, на утреннюю, так сказать, пробежку.