Остров Разочарования (иллюстрации И. Малюкова)
Шрифт:
— Раз вам приказывают спать, дружище Смит, — начал Цератод с благодушной строгостью, — надо подчиняться. Дисциплина в данных условиях…
Но что представляет собой дисциплина в данных условиях, наш кочегар уже не слышал. Отдав весло Егорычеву, он растянулся рядом с Фламмери и тотчас же уснул. Его густые черные усы каждый раз, когда на его широкое лицо падали брызги, подергивались, точно его кусали мухи…
Вечером Мообс захотел поделиться с мистером Фламмери своей порцией воды, но тут Егорычев вмешался самым решительным образом.
— Ваше запрещение обойдется мне ровно
— Мне кажется, Мообс, что вы выбрали самое неудачное место для торговли водой, — спокойно возразил ему Егорычев. — Вода, которую мне доверили распределять, в продажу ни в коем случае не поступает. И потом, — добавил он вполголоса, сделав небольшую паузу, — напрасно вы, дружок, так уверены, что вам обязательно придется получать деньги с мистера Фламмери… И вообще с кого бы то ни было…
— Вы думаете?.. — начал упавшим голосом Мообс.
— Я еще пока не имею оснований делать окончательные выводы. Эта проклятая сплошная облачность, черт бы ее побрал!..
— Значит, вы полагаете…
— Я пытаюсь вспомнить карту Атлантики, и мне почему-то кажется, что мы сейчас где-то посередине между Африкой и Южной Америкой, далеко в стороне от торговых путей…
— И вы думаете…
— Повторяю, пока что нет ни малейшей возможности ориентироваться. А если даже… Впрочем, унывать пока нечего.
— Джонни! — позвал Фламмери репортера. — Вы не подмените меня хотя бы па полчасика? Я страшно устал.
— Я еле держусь на ногах, сэр! — отвечал Мообс с неожиданным ожесточением. — Я почти сутки проторчал за веслами, сэр!
И завалился спать.
Под утро разразилась гроза. Казалось, будто где-то наверху кто-то с чудовищным грохотом то и дело опрокидывает бочки необъятной величины и из них ровными тяжелыми потоками хлещет немыслимое количество теплой воды. Гроза прогремела над плотом, промочив всех до костей, зацепилась молниями за тучи и умчалась па север, легко утащив их за собой. Во воем его праздничном великолепии раскрылось глубокое темно-синее небо, усеянное ярчайшими мохнатыми звездами непривычных созвездий южного полушария.
Ветер несколько утихомирился, волна уменьшилась.
К вечеру, для того чтобы держаться против волны, уже достаточно было одного рулевого весла. Солнце немилосердно припекало. Пришлось изготовить себе из нижних сорочек несуразные, но довольно практичные чалмы. Выглядели в них наши путешественники достаточно смешно и доставили друг другу несколько веселых минут.
Особенно (об этом, конечно, никто не решился заявить вслух) был забавен мистер Фламмери. Сняв с себя китель и сорочку, он все же не рискнул расстаться со спасательным жилетом, который накануне не дал ему уйти на дно.
Так он и сидел, обливаясь потом, туго затянутый в капковый жилет с болтавшимися бантиками тесемок.
Заметив, что Мообс под влиянием печальных мыслей отбивается от рук и грозит целиком выйти из его подчинения, Фламмери как бы между прочим посоветовал ему:
— Запоминайте, Джонни, все, что с нами сейчас происходит. Вы парень толковый. Напишете
Этими словами он надолго вернул себе чистую и нежную привязанность веснушчатого репортера, физиономия которого под беспощадными лучами тропического солнца стала цвета спелой моркови.
Час за часом проходил в томительном и мрачном молчании. Люди молча орудовали веслами, молча принимали пищу, молча спали, а если не спалось, молча сидели, размышляя каждый о своем.
Несколько раз Егорычев пытался заговорить с Мообсом о том, как за эти дни могло сложиться положение там, далеко, за многие тысячи миль, на фронтах войны.
Мообс отмалчивался. Потом его точно прорвало:
— Я маленький человек, Егорычев! Оставьте меня в покое с вашей войной! С меня ее хватит… Не все ли мне равно, что произойдет с миром, если не сегодня-завтра я смогу составить завтрак какой-нибудь чертовой акуле или осьминогу!
— Что вы, Мообс! — опешил Егорычев. — Почему моявойна?.. Вспомните беседы в каюте на «Айрон буле». Идеи, которые вы тогда высказывали…
— Не было бесед!.. Не было каюты!.. Не было у меня идей!.. И «Айрон буля» тоже не было!.. — истерически закричал Мообс, потрясая своими могучими кулаками боксера. — Были и пока — слышите, пока! — существуют только пять беспомощных козявок, которых мотает на деревянном курятнике по этому ухабистому, будь он трижды проклят, океану!.. Поймите это, наконец, чудак вы этакий!..
— Джонни прав, — поддержал его мистер Фламмери. — Я бы, со своей стороны, порекомендовал почаще возносить молитвы к господу нашему, ибо судьбы наши в его руках.
Сэмюэль Смит мрачно орудовал рулевым веслом. Он не считал себя вправе вмешиваться в беседу столь высокопоставленных джентльменов, но у него было свое мнение о том, кто прав в этом споре.
— Оставим войну нашим главнокомандующим, — примирительно Заметил Цератод. — У нас сейчас имеются заботы поважней…
(Тут самое время сказать, что не совсем обычная фамилия «Цератод» имеет непосредственное отношение к ихтиологии, или, что то же самое, науке о рыбах. Цератодом называется представитель одного из двух до сих пор сохранившихся семейств подкласса двоякодышащих рыб, являющийся по некоторым своим признакам переходным к вышестоящему классу амфибий.
Цератоды — обитатели пресных, обычно замкнутых водоемов, жизнь в которых благодаря интенсивному процессу гниения была бы невозможна, если бы у цератода под влиянием борьбы за существование не выработались органы для воздушного дыхания. Заслуживает внимания, что цератоды почти целиком сохраняют при этом жаберный аппарат. Плавательный пузырь превращается у них в легкое только с одной стороны.
И, наконец, достойно подчеркнуть, что двоякодышащие рыбы относятся к разряду архаических, быстро вымирающих пород и окончательно исчезнут, лишь только лишатся своей обычной, то есть гниющей, питательной среды.)