Остров сокровищ (Пер. О. Григорьева)

Стивенсон Роберт Луис

Я ответил, что сквайр вообще отличается замечательным великодушием и щедростью.

— А, видите ли, — продолжал Бен Гунн, — я под щедростью не подразумеваю какого-нибудь лакейского места. Нет, это не для меня, Джим. Я думаю, окажется ли он так щедр, чтобы дать мне, ну, скажем, тысячу фунтов стерлингов из тех денег, которые я привык считать своими?

— Я уверен, что он сделает это, — сказал я. — Он собирался оделить всех матросов!

— А он доставит меня домой? — спросил он, пристально глядя на меня.

— Как же иначе! — вскричал я. — Ведь сквайр — настоящий джентльмен. Да и если нам удастся избавиться от остальных матросов, то вы будете даже нужны нам на корабле!

— А, вы так думаете? — проговорил он, видимо, успокоившись. — А теперь я кое-что расскажу вам, — продолжал он. —

Я был на корабле Флинта, когда он приезжал сюда зарывать свои сокровища. С ним было еще шесть человек — шесть заправских моряков. Они пробыли на этом острове около недели, а мы оставались на корабле. В один прекрасный день подан был сигнал, и Флинт один вернулся на корабль на маленькой лодочке; голова его была повязана синим платком, и при заходящем солнце он выглядел мертвенно бледным. Да, он вернулся один, а остальные шестеро были, значит, убиты. Как ему удалось это — никто из нас никогда не узнал. Билли Бонс был тогда штурманом, Долговязый Джон — боцманом. Они добивались у него, где он спрятал сокровища, а он отвечал: «Можете сами отправляться на берег, если угодно, и искать там, но корабль не станет дожидаться вас, черт возьми!» Вот что он ответил им. Да, и вот три года спустя после этого я был на другом корабле в этих местах и сказал товарищам, когда завидел издали этот остров: «Вот здесь Флинт зарыл свои сокровища; сойдем-ка на берег и поищем их». Капитану не понравилось это, но все мои корабельные товарищи были со мной заодно, и мы причалили-таки сюда. Двенадцать дней искали мы клад, и все напрасно. На мне остальные вымещали свою досаду, а в одно прекрасное утро все уехали на корабль, бросив меня здесь одного.

— Вот вам ружье, Бен Гунн, — сказали они, — и заступ, и лом: можете оставаться тут и разыскивать себе на здоровье клад Флинта. И вот, Джим, я живу здесь уже целых три года и за все это время не видал настоящей человеческой пищи. А теперь, взгляните-ка на меня хорошенько. Похож я на простого матроса? Нет, вы говорите? Ну да, и никогда не был похож на него, уверяю вас!

Говоря это, он кивнул головой и больно ущипнул меня за руку.

— Так передайте и вашему сквайру, — продолжал Бен Гунн, — что «он никогда не походил на простого матроса». И еще скажите ему: «Три года он был один (на этом острове), видал и солнце, и ненастье, и дождь, и бурю. Случалось ему думать и о молитве (да, так вы ему и скажите), и о своей старухе-матери, точно она еще жива (так и скажите), но чаще всего и больше всего занят был Бен Гунн совсем другим. И при этом вы ущипните его вот так, как я делаю».

И он самым дружеским образом опять ущипнул мою руку.

— Затем, — продолжал он, — вы скажете еще так: «Гунн — добрый человек и понимает, какая огромная разница (так и скажите: «огромная разница») между настоящим джентльменом и «джентльменом удачи», каким я и был раньше!».

— Хорошо, — сказал я, — но я не все понял из того, что вы сказали. Впрочем, это все равно, потому что я не могу попасть на корабль!

— О, почему же не попасть на корабль? У меня есть лодка, которую я сделал сам вот этими руками. Я держу ее тут, за белой скалой. В худшем случае, мы можем отплыть, когда уже стемнеет. Тс! — проговорил он вдруг. — Что это такое?

Хотя до заката солнца оставалось еще около двух часов, раздался оглушительный пушечный выстрел, эхом отдавшийся по всему острову.

— Начали стрелять! — вскричал я. — Это битва! Идите за мной!

И я бросился к месту стоянки нашей шхуны, забыв свой прежний страх. Около меня, не отставая ни на шаг, бежал Бен Гунн.

Он все время болтал на бегу, не получая от меня ответов, да и не дожидаясь их.

После пушечного выстрела, спустя довольно долгое время, послышался залп из ружей, и затем снова все стихло. Вдруг в четверти мили от нас я увидел английский флаг, развевавшийся над лесом.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЧАСТОКОЛ

ГЛАВА XVI

Как была покинута шхуна

(Рассказ доктора)

Около половины второго две шлюпки отчалили от «Испаньолы». Капитан, сквайр и я сидели в каюте и беседовали.

Если бы дул хоть легкий ветер, мы напали бы на тех шестерых матросов, которые оставались на шхуне, снялись с якоря и пустились бы в открытое море. Но ветра не было, да и к довершению несчастья, в каюту явился Гунтер с известием, что Джим Гаукинс незаметно проскользнул в одну из лодок и был, следовательно, на берегу. Нам и в голову не пришло подозревать его в измене, но нас беспокоило, что с ним будет. От таких негодяев, с какими он отправился на остров, можно было ожидать всего, и мы почти не надеялись снова увидеть бедного мальчика.

Мы поспешили на палубу. Жара стояла такая, что смола между досками растапливалась. От дурного болотного воздуха мне стало почти дурно. Здесь, очевидно, было гнездо лихорадки. Шестеро оставленных на шхуне матросов сидели под парусом, в носовой части палубы, ворча себе что-то под нос. Около берега, в том месте, где в море впадал ручей, стояли две шлюпки и в каждой было по матросу; один из них напевал песню.

Ждать стало невыносимо. И вот решено было, что я с Гунтером съездим на остров на лодке, чтобы разузнать о положении дела. Мы направились прямо к форту, обозначенному на карте; шлюпки остались влево от нас. Матросы, сидевшие в них, видимо встревожились при виде нас; песня смолкла, и они стали о чем-то совещаться. Если бы они побежали предупредить о нас Сильвера, все могло бы выйти иначе, но, должно быть, они получили строгий приказ не оставлять лодок, потому что не тронулись с места, и даже один снова затянул песню.

На берегу был небольшой мыс, и я причалил так, чтобы он как раз пришелся между нашей лодкой и шлюпками. Выскочив на землю, я обвязал голову шелковым платком во избежание солнечного удара и с заряженными пистолетами в руках быстро пошел в глубь острова. Мне не пришлось пройти и ста ярдов, как уже я очутился перед фортом. Он стоял на вершине небольшого холма, с которого сбегал чистый ручей. Это была прочная бревенчатая постройка, в которой могло поместиться человек сорок. С каждой стороны находились бойницы, через которые можно было стрелять из ружей. Кругом расчищено было некоторое пространство, и, кроме того, форт был окружен частоколом в шесть футов вышины и без калитки или какого-нибудь отверстия; требовалось немало труда и времени, чтобы перелезть через него, и с другой стороны осаждающие не могли спрятаться за ним. Итак, те, которые находились в форте, могли прекрасно видеть приближавшегося неприятеля и стрелять в него, оставаясь в то же время под защитой. Можно было бы выдержать таким образом нападение хотя бы целого полка, если бы только запастись достаточным количеством съестных припасов и превосходных вин, но недоставало одного — у нас не было воды.

Пока я соображал все это, на острове раздался раздирающий крик предсмертной агонии. Хотя мне много раз приходилось видеть, как умирают люди (я служил под начальством герцога Кумберлэндского и сам был ранен при Фонтенуа), но от этого крика кровь застыла у меня в жилах.

— Это умирает Джим Гаукинс! — мелькнуло у меня в голове.

Но недаром же я был старым солдатом, а к тому же еще и доктором: в нашем деле поневоле приучаешься дорожить каждой секундой. Вот почему в моей голове моментально созрел план действий, и я, не теряя времени, вернулся к берегу и вскочил в лодку. На мое счастье, Гунтер был отличным гребцом. Лодка так и неслась по воде, и мы очень скоро были уже опять на шхуне. Я нашел всех в сильном волнении, что было вполне естественно. Добрый сквайр сидел бледный как мел, негодуя на себя за то, что он подверг нас такой опасности. Один из шести матросов тоже почувствовал себя, по-видимому, очень скверно.

— Вот этому молодцу, — сказал капитан Смоллет, кивая на него головой, — еще в диковинку такие вещи. С ним едва не сделался обморок, когда он услыхал крик. Еще немного, доктор, и он будет наш!

Я сообщил капитану план, и мы вдвоем стали обсуждать все подробности его выполнения.

Мы поставили старика Редрута в проходе между каютой и носовой частью и снабдили его четырьмя заряженными ружьями и матрацем, чтобы загородить вход. Гунтер подвел лодку к кормовому окну, и я с Джойсом принялись за работу, нагружая ее порохом, ружьями, сухарями, ветчиной, бочонком коньяку и моим драгоценным ящиком с лекарствами.