Остров судьбы
Шрифт:
Полгода назад отец наведался в Тулон, ближайший французский порт на материке, и взял с собой Дино. Прежде никто из его детей не покидал Корсики: Леон Гальяни считал, что до поры до времени лучше держать потомство вдали от соблазнов большого мира. Однако Дино уже исполнилось двадцать, он был серьезным и умным юношей, и отец решил, что ему пора увидеть берега Франции, подданными которой они считались, несмотря на то, что были итальянцами.
Дино с детства знал эту историю. Несколько десятилетий назад остров принадлежал Генуэзской республике. В те времена Корсика пребывала в жалком состоянии: поля были запущены, селения
Человека, который вывел страну из хаоса, звали Паскаль Паоли [2] : в устах отца Дино это имя было овеяно легендой. Однако в 1768 году генуэзский сенат принял решение продать остров Франции. Армия Паоли, выступившая против французов, была разбита, а сам он уехал в Англию.
Теперь надежды корсиканцев были связаны с другим великим соотечественником, Наполеоном Бонапартом, два года назад ставшим императором французов [3] . С его помощью корсиканский народ примирился с участью жить под французским владычеством.
2
Паскаль Паоли (1725–1807) — корсиканский политический и военный деятель, участник наполеоновских войн.
3
Империя была провозглашена 18 мая 1804 г.
Дино любил свой остров. Каменная нагота западного побережья Корсики рождала у его обитателей такие же обнаженные, четкие мысли; живущий здесь человек обладал особой независимостью и гордостью и осознавал смысл своего существования иначе, чем люди с материка.
Каждый корсиканец с детства знал: жизнь такова, какова она есть, с дикими, но справедливыми законами, неотвратимыми страданиями, суровой, зачастую враждебной природой. Жить — значит уметь приспосабливаться и бороться.
Ветер наполнял паруса, волны пенились вдоль бортов, небо казалось бездонным. Сначала Корсика заслоняла горизонт, потом сделалась похожей на большой, поросший мхом камень, а после превратилась в туманное облачко. Тогда Дино перестал оглядываться и стал смотреть вперед.
Когда лодка вошла в тулонскую гавань, он широко раскрыл глаза и лихорадочно всматривался в пейзаж, словно боялся пропустить что-то необыкновенное.
Дино постигло разочарование. Вода возле берега была мутной и затхлой; множество кораблей жалось к причалам, буквально сталкиваясь бортами. Отец с трудом нашел место, где можно пристать, а после долго и тщательно привязывал суденышко, ворча, что лодку могут украсть.
Портовый район был опутан сетью узких улочек, напоминавших сточные канавы — столь силен был запах трущоб. Привыкший к свежим ароматам Корсики, Дино задыхался; он шел за отцом, не чуя под собой ног.
Когда они явились на рынок за покупками, Дино был поражен чудовищной смесью языков, на которой общались Леон и торговцы. Ему казалось, что французы смотрят на него и его отца, как на дикарей, что они втайне смеются над ними, и был готов выхватить нож. Самое худшее заключалось в том, что самому себе Дино тоже казался неотесанным, невежественным и грубым.
Леон накупил кучу полезных вещей, выбрал подарки для жены и
Они бродили по Тулону, гудящему от криков возниц, грохота повозок, щелканья бичей. Дино с любопытством глазел на высокие здания и толпы народа, изо всех сил пытаясь сохранить независимый, гордый вид.
Он не знал, каким образом они попали на эту улицу. Она напоминала извилистый коридор, а над дверями домов горели яркие фонари. Дино не сразу сообразил, что эти дома — лавки, набитые живым товаром, женщинами.
Он никогда не встречал такого множества женщин, юных, молодых и не очень и, что самое главное, полураздетых. Они не бежали от мужчин, они стремились к ним, пытаясь затянуть в невидимые сети. Дино видел груди, выпиравшие из бархатных лифов, ноги, выглядывавшие из-под слишком коротких юбок. Единственное, чего он ни разу не осмелился сделать, это посмотреть в глаза хотя бы одной из этих женщин, ибо ему чудилось, будто он увидит там нечто ужасное.
Скорее всего они очутились здесь случайно, потому что Леон тоже выглядел ошеломленным и смущенным. Отец что-то говорил о продажности и пороке, но юноша не слушал. Он внезапно почувствовал, что его томит любовный голод, и впервые испугался себя. Дино был взбудоражен и разгорячен близостью такого количества соблазнительной плоти и был готов бежать отсюда сломя голову.
Отец и сын поужинали в таверне и выпили вина, которое не шло ни в какое сравнение с вином из винограда, выращенного Леоном. Мясо было слишком сильно приправлено чесноком, а хлеб, напротив, казался чересчур пресным.
В гостинице витали чужие, подозрительные запахи и было слишком много посторонних звуков. Слышалась речь, которой Дино не понимал. Впрочем, он не мог заснуть не из-за этого.
Юноша думал о женщинах. До сего дня он не задумывался над тем, для чего они созданы. Для того, чтобы олицетворять прекрасное, внушать восхищение или чтобы быть спутницами жизни, помогать в работе, рожать детей. Или… для того, чтобы сбросить узы того запретного и постыдного, что властно рвалось на волю, стремилось обрести полноту жизненных сил.
Потом Дино приснился сон, который обернулся тайным и преступным побегом из реальности. В этом сне одна из тех женщин завлекла его в свой таинственный дом. Он ощущал теплоту и пряный аромат ее тела; его терзала неутоленная страсть, и он с испугом и восторгом ожидал того, что будет дальше, мечтал о том, как они превратятся в единое существо, сгорающее в огне плотских желаний. Больше всего на свете Дино боялся, что женщина откажет ему, потому что догадается, что он всего лишь неопытный, диковатый и невежественный островитянин.
Утром он прятал глаза от отца. Когда Леон спросил Дино, понравился ли ему Тулон, тот не знал, что ответить. Путешествие разбередило его душу, выбило почву из-под ног, перевернуло представление о привычных вещах.
Он мечтал поскорее вернуться на остров. Увидеть женщин, к которым привык с детства, которые были умными и доверчивыми, гордыми и застенчивыми, страстными и неподкупными. На Корсике никто не жил искусственной жизнью, не восторгался фальшивыми бриллиантами, не пресыщался тем, что видел день ото дня.