Остров забытых роботов
Шрифт:
– Держись! Хорошо! Молодец старый конь! (Это в адрес "Мустанга".) Но, но, веселей поднимайся в гору. Они совсем отстали. Сейчас положу право на борт! Нет, еще рановато. Крайний слеза так и ждет, чтобы броситься в атаку. Только попробуй...
Великий Кальмар и вся нечисть глубин!
– неожиданно выругался Костя. Кто это выключил гидрофон? Неужели я сам? То-то, чувствую, чего-то не хватает. Как там Протей? Протей! Жив, дружище?
В тот же миг Протей ответил:
– Впереди "твердая смерть"!
Мы поднялись на гребень, и через экран
Лот показывал тридцать метров.
Как далекий гром рокотал прибой.
Костя посмотрел на меня. В глазах его мелькнула растерянность. То же самое он, наверное, увидел и в моем взгляде, и к нему вернулась прежняя сосредоточенность. Суставы его пальцев, сжимающие штурвальное колесо, побелели. Он не изменил курса, а вел "Мустанг" прямо на рифы. Я протянул руки, чтобы повернуть колесо.
– Оставь... Только так. Единственный выход!.. Пройдем на гребне...
Костя стал сбавлять обороты двигателей. И скоро я заметил, что мы держимся на гребне водяной гряды, летевшей к рифам. Волна мелководья стала расти, катер высоко задрал нос, мы уже не видели бушующей пены на рифе, только грохот сотрясал весь "Мустанг" и все наши внутренности.
Заскрежетало по днищу. Катер развернулся лагом, то есть боком к волне, затем его стало вращать вдоль продольной оси, ударился прозрачным куполом о скалу, и наступила тишина.
После скачки и судорожных прыжков "Мустанг" будто переминался с ноги на ногу. Я открыл глаза, стараясь понять, что произошло.
Низко, над прозрачным куполом кабины пролетали синеватые клочья туч. Ухали и шипели волны, омывая мою гудящую голову, и бежали по лицу, шее, стекая за воротник рубашки.
– Наконец-то ожил, - услышал я знакомый голос.
Повернув голову, я увидел Костю с термосом в руке. Тоненькая струйка стекала из блестящего изогнутого носика термоса мне на голову. Ледяная вода приятно обжигала кожу.
– Вот и все, - Костя заглянул в термос и бросил его в сторону.
– Что все?
– спросил я чужим голосом.
– Вода кончилась?
– И вода, и ты, наконец, открыл глаза. Ох, и повозился я с тобой. Сидишь, блаженно улыбаешься и мычишь, как глухонемая сирена. Должен признаться, что ты дьявольски напугал меня. Почище Джека. Почему ты не пристегнулся ремнем?
– Сам-то пристегнулся?
– Я - другое дело. У меня есть опыт кораблекрушений.
– Это с яхтой?
– Хотя бы.
– Но и я ведь тоже там был!
– Мало находиться. Я говорю об опыте. Вот и сейчас, какой ты извлек опыт? Боюсь, что никакого, - Костя ощупал меня взглядом и спросил голосом капитана из пиратского романа: - Проверь, цел ли корпус, шпангоуты, рангоут.
– Рангоут? Ничего не соображаю!
– Я имею в виду исключительно твою особу. Ну, целы руки, ноги и не болит ли в грудной клетке, в животе?
– Как будто нет. Вот только слегка голова.
Костя засветился в улыбке.
– Как мне пригодился опыт "бегущего по волнам"?! Помнишь, как я катался на доске? На Гавайях
– Ничего себе изящно, - я нащупал на голове шишку с кулак величиной.
Не обратив на мой жест никакого внимания, Костя продолжал хвастаться:
– И я не удивляюсь, что так все ловко получилось. Вот что значит сбалансированность рефлекторной деятельности!
– У кого?
– Не догадываешься?
Наверно, я и в самом деле здорово ударился головой, потому что только после этих слов вспомнил о Тави и Протее, и мне по-настоящему стало плохо. Прошиб пот, и закружилась голова. Я показал глазами на корму.
– Все в порядке, хотя им досталось несравненно больше, чем тебе, успокоил Костя.
– Я раскрыл створки их каюты еще до того, как нас первый раз ударило о коралловый кустик. Я видел, как они ушли в море. Связь же с ними прервана. Наш переводчик молчит, и вообще все молчит!
– Костя захохотал и шлепнул рукой по приборам.
Наверное, на моем лице до того выразительно отразилась мелькнувшая было мысль, что Костя, подмигнув, сказал:
– Не бойся, у меня все в порядке. А то, что я несколько возбужден, то это вполне объяснимо. Неужели ты сам не доволен, что все так здорово получилось? Черный Джек остался с носом. Мы вблизи настоящей земли или около нее - видишь, темнеют пальмы? Стекло все в трещинах, ты посмотри вот сюда, пониже. Видишь? Мы надежно укрылись за барьерным рифом. Минут через тридцать подойдут сюда ребята. Надо покопаться в электронике. Помнишь, когда-то мы с тобой собирали неплохие транзисторы?
– Он посмотрел на меня как заговорщик.
– Неплохо было бы вообще потерять на время все средства связи. Только ребят жалко, начнут поиски во всемирном масштабе. Соберется флот Индийского и Тихого океанов, налетят аэропланы, не считая нашей "Колымаги". В наше время трудно потеряться. Хотя... У меня возникла одна гениальная мысль. Но пока это тайна.
С помощью аварийного устройства мы еле убрали кабину, правда, не полностью, все же теперь можно было выбраться из катера, подойти к берегу и бросить якорь. Я прыгнул на землю, а Костя копался еще минут двадцать в чреве "Мустанга", все время насвистывая бравурный марш из "Веселых креветок". Под звуки этого же марша он вылез из люка и, продолжая насвистывать, стал рассматривать низкий берег с редкими, торчавшими вкривь и вкось пальмами. За узкой полосой суши синела подернутая рябью лагуна. Не поворачивая головы, Костя сказал:
– Мне все больше нравится это тихое местечко. Ты знаешь, - сказал он вдруг подозрительно скорбным тоном, - мне таки не удалось наладить двигатель: замыкание в сети. Передатчик тоже поработает еще немного, и все.
– Последовал глубокий вздох и приказание в виде просьбы: - Не мог бы ты сказать пару слов в эфир насчет нашего "бедственного" положения? Денек-другой мы провозимся с машиной. Скажи, что "Мустанг" сейчас похож на жестянку, набитую хламом. Или лучше помолчи об этом, а не то еще высадят парашютные десанты.