Острова и капитаны
Шрифт:
— Владельцы ценных бумаг. Акция — это… ну, вроде облигации, что ли. Сколько было у компании капиталов, на такую сумму и акции были выпушены. Чем больше их у человека, тем больше у него власти в компании и прибылей от нее… А Резанов женился на дочери Шелехова, который эту компанию основал. Помнишь?
— Помню… Значит, он больше всего о выгоде думал?
— Думал, конечно… Однако не так все просто. У Резанова был характер сложный, непостоянный. Часто он поддавался настроению. Мог из-за раздражения, из-за высокомерия и про выгоду забыть… Мог и вообразить
— Арсений Викторович! А нельзя, что ли, было, чтобы Крузенштерн командовал морскими делами и научными, а Резанов торговыми и этими еще… посольскими?
— Ты разумно рассуждаешь… Может быть, так же рассуждало начальство и сам царь, когда выдавали инструкции. Мы, мол, никого не обидим, а в пути они сами договорятся.
— Не договорились?
— Нет. Крузенштерн — он тоже ведь был характер непростой. Ну и пошли стычки. Из Бразилии Резанов уже писал царю жалобы на Крузенштерна…
После стоянки у острова Святой Екатерины опять началось плавание в океане. Обошли мыс Горн. Моряки были заняты вахтами, корабельными делами, вместе с учеными ставили разные опыты: океан-то был почти не изучен… А для посланника и его спутников постоянных занятий не находилось.
Маялся от безделья и граф Толстой. Был он приписан к свите посланника, но с его превосходительством скоро поссорился. Готов был поддержать всякий спор офицеров с Резановым. Однако моряки не любили посланника за его вельможные вмешательства в корабельную жизнь, а граф ссорился из-за вздорности натуры…
Я к тому про графа вспомнил, что не обошлась без него и ссора, когда стояли у острова Нукагивы. В Тихом океане…
ПОЛОСНОЕ ЖЕЛЕЗО
— Когда пишут про стоянку «Надежды» и «Невы» у Нукагивы, чаще всего увлекаются описанием тропической природы, жизни туземцев, разными приключениями. Обязательно рассказывают про англичанина Робертса и француза Кабри, которые неведомыми путями попали на остров, прижились там, обзавелись семьями, но между собой все время враждовали…
— Да! — оживился Толик. — Француза потом случайно увезли на «Надежде»…
— Скорее всего, он сам постарался таким образом исчезнуть с острова, боялся Робертса. Но Бог с ним… Ты, конечно, читал, как моряки путешествовали по острову, как потом чуть не поссорились с туземцами, как были в гостях у короля Тапеги. Ученые собрали на Нукагиве богатейший материал о жизни островитян, про это есть даже в книжке Нозикова… Но почти никто не пишет, что именно там произошли события, которые чуть не погубили экспедицию…
— А вы про это написали, да?
— Да… То есть не совсем. Только черновик. Это как раз то, что у меня еще не до конца сделано. Запутанные события,
— Кто рассказывает? — Толик приподнялся на подушке.
— Прежде всего Шемелин… В его «Журнал путешествия россиян вокруг света», который был напечатан, этот рассказ не вошел. Видимо, из цензурных соображений. Но я до войны видел в Ленинграде рукописный дневник Шемелина.
— Где? У того капитана?
— Нет, что ты… В Публичной библиотеке, в отделе рукописей… В дневнике про случай на шканцах «Надежды» написано подробно. И, конечно, Шемелин во всем обвиняет Крузенштерна и других офицеров. Надо сказать, убедительно пишет, он был умный человек… Беда только, что Крузенштерна он терпеть не мог, а к Резанову привязан был всей душой.
— Но, может, он и не виноват, — задумчиво сказал Толик. — Если привязан…
— Кто же говорит, что виноват?.. Просто когда историки разбирают этот случай, они все время ссылаются на Шемелина… Но есть еще один дневник, небольшая тетрадь с неразборчивым почерком. Ее писал Макар Иванович Ратманов.
— Вы ее тоже читали?
— Да… Я тогда старался все, что можно, об этом плавании разыскать… Ратманов пишет совсем иначе.
— А вы кому верите? Ратманову, да?
— Я, Толик, обоим верю, не удивляйся. Они, по-моему, добавляют друг друга. Каждый со своей стороны… Но Ратманов полностью прав в одном: капитан на корабле — полный командир и требует уважения. Резанов же, видимо, считал, что «его превосходительство» всегда выше «его высокоблагородия».
— А еще у него инструкция была, да?
— Из-за нее-то и вышел тот отчаянный спор…
Курганов замолчал, и Толик испугался, что он скажет: «Ну, хватит на сегодня». И попросил жалобно:
— Может быть, вы прочитаете, что там было? Спать все равно не хочется…
— Я же говорю, еще не дописал. Если хочешь, я так расскажу, без черновика… Но близко к тому, как пишу…
— Когда пришли к Нукагиве (сперва «Надежда», а через несколько дней «Нева»), первая задача была запастись свежими продуктами. И Крузенштерн отдал приказ, чтобы ни один человек на корабле ничего у жителей острова для себя не выменивал. Соблазны-то были великие: каждому хотелось привезти домой заморские диковинки — раковины, кораллы, туземную утварь… Представляешь, что началось бы, если каждый кинулся бы торговать с нукагивцами сам по себе, когда еще не получена провизия? Островитяне моментально взвинтили бы цены, никакого железа не хватило бы для уплаты за кокосы и овощи.
— Железа?
— Ну да… Моряки расплачивались с ними обломками обручей.
Толик растерянно заморгал:
— Это же обман…
— Ну, почему обман? Чем еще было платить? Ассигнациями с портретом Екатерины? Зачем они островитянам? Медными монетами? А они там для чего? На шее носить?.. А железо нукагивцам было необходимо для ножей, для копий… За ценные веши моряки платили, конечно, другими товарами: топорами, сукном… Ты что морщишься, Толик? Лежать жестко? Или болит что-то?